Дочь ведьмы - [15]

Найл иногда вспоминает судьбу старой лестницы, когда раздумывает о том, чтобы построить новую. Теперь такое происходит гораздо чаще. «На меня, конечно, тоже иногда находит, – сказал он своему другу Сэнди несколько недель назад в пабе, – но чтобы повеситься? Ни за что. Никогда…»

Сэнди Росс в ответ лишь улыбался. Найл знал, что это улыбка сочувствия, но в такие секунды чувствовал неискренность, понимал, что его друг не может по-настоящему понять его боль. После нескольких рюмок ему и вовсе начинало казаться, будто над ним издеваются. Он смотрел, как Диана, девочка-подросток, работающая здесь по выходным, несет им несколько наполненных пивом бокалов.

– Сколько еще нужно выпить, прежде чем мы начнем швырять в огонь барные стулья?

Сэнди Росс был спокоен, а когда заговорил, то казалось, будто он считает себя эталоном мудрости.

– С мыслями ничего не поделаешь. Пора по домам, вот и все. И мне, и тебе, приятель.

Найл все чаще замирает как вкопанный, когда распиливает доски или забивает гвозди и смотрит на инструмент, который держит в руках. Потом распрямляет спину и прикасается к зубьям пилы или взвешивает в руке тяжелый молоток, иногда замахивается на столб в мастерской… и продолжает работать.

В последние несколько дней он размышлял о том, как Кристина называла начало года по кельтскому календарю, когда мертвые переходят в царство живых: Самайн или Оидхе Шамхна. Он помнит, как поздно ночью возле дома она устраивала ритуальный костер. Он так и не смог отучить ее от этих странных привычек. Однажды какой-то старик у паба сказал ему, что она ведьма. Остальные были слишком вежливы, чтобы заявить такое в лицо…

Незадолго до переезда в Страт-Хорн она решила научиться искусству разводить костры, наполнять небо дымом. Он догадывался, что она училась в Эдинбурге и тогда – в подростковом возрасте – начала изучать рэйки и эмоционально-фокусированную терапию. Она работала у Нейпира, старого знахаря-травника, и в кафе «Форест». Там она подружилась со студентами, которые учились в корпусах университета Джорджии, расположенных по соседству. А с некоторыми, как он теперь предполагал, не просто подружилась… Она целовалась с богатыми английскими мальчиками с пирсингом на губах, волонтерами из «Пипл-энд-Плэнет».

Свои догадки он строил на деталях, брошенных ею как бы мимоходом. Он помнит, как краснел от ревности и испытывал тихую ярость – чувства, нетипичные для него. Ему хотелось видеть ее одинокой семнадцатилетней девушкой, которая долгие летние вечера проводит на зеленых лугах среди трав и цветов. Он представлял ее среди барабанщиков, танцовщиц с пои и канатоходцев, читающей по ладоням, поедающей яблоки и получающей кайф от происходящего вокруг.

Из Эдинбурга она переехала в Страт-Хорн, устроилась на работу в отель «Касл». Как она всегда говорила, чтобы сменить обстановку. Город был для нее диким, неизведанным местом. Позже он узнал, что ее мать, Лилит, родом с западного побережья и к тому же наполовину цыганка. Возможно, так она стала говорить о матери после того, как начала предсказывать людям судьбу. Она считала, что у нее есть дар. В Страт-Хорне люди не вели себя так, как она. Эдинбург сформировал ее личность и характер, но, возможно, она научилась читать судьбы людей у своей матери.

Лежа в постели, он открывает глаза и, не поднимая головы с подушки, протягивает руку и включает радио. Убавив громкость, он слышит, как снаружи усиливается ветер и его вой становится громче, чем футбольный репортаж. Окно – светло-серый квадрат на стене. Оставленное в саду запасное постельное белье теперь точно намокнет… В приемнике слышны шипение и треск, которые перерастают в визг, как у неисправного микрофона. Он раздраженно хлопает ладонью по радиоприемнику, и тот падает со стола, но шум не прекращается. Выругавшись, он приподнимается на одной руке, чтобы наклониться и выдернуть шнур из розетки.

Найл откидывается на подушки, липкие от пота, и подкладывает под спину еще одну. Комната куда-то плывет у него перед глазами. Он замечает кружку чая, которую принесла ему Лорен, и смотрит на часы. Почти полдень. Чай совсем остыл, но он все равно с удовольствием пьет его.

Он снова ложится и проваливается в беспокойный сон. Его мозг сейчас – словно измятая постель. Ему снится, что он у себя в мастерской и на его плечо ложится чья-то рука. Он слышит скрип, слышит, как кто-то взводит курок. Потом снова просыпается, понимает, что голоден и замерз. Болезненные ощущения отступают, и он некоторое время лежит неподвижно, в лицо дует холодный воздух из щели в окне. Хочется встать и подкрепиться, но его тело сейчас – словно тяжелый мешок с углем. Он слышит, как Лорен все еще топчется внизу, потом поднимается и хлопает дверью своей спальни.

– Лорен?

Тишина, только шаги. Он надевает халат, встает, комната кружится у него перед глазами, и он направляется в ванную, то и дело прислоняясь к стенам, чтобы не упасть. Опускается на колени на влажный синий ковер. Его не тошнит. На некоторое время он прислоняется головой к краю ванны.

– Лорен? – окликает Найл и внимательно прислушивается. Раздается еще один хлопок дверью. Он медленно поднимается и встает под душ.