Дочь Сталина - [30]

Галина Джугашвили вспоминала, что шестнадцатилетней тетушке Светлане очень нравилась роль наставницы, и она играла ее с удовольствием. Семья с нетерпением ждала вестей о Якове, и вести эти были неутешительны.

Якова несколько раз переводили из одного лагеря в другой. После того как не удалось завербовать его и превратить во второго генерала Власова, немцы попытались его обменять на Паулюса. И тогда Сталин произнес свою ставшую крылатой фразу: «Я солдат на маршалов не меняю».

Последние свои дни Яков провел в лагере Заксенхаузен. В архиве мемориала музея хранятся воспоминания бывших узников, по которым можно восстановить картину его гибели. «Яков Джугашвили постоянно ощущал безысходность своего положения. Он часто впадал в депрессию, отказывался от еды, особенно на него подействовало не раз передававшееся по лагерному радио заявление Сталина о том, что «нет военнопленных, есть изменники Родины». Возможно, это и подтолкнуло его на безрассудный шаг…».

Историк Александр Колесник много лет посвятил изучению темы «Сталин и его окружение». Ему удалось отыскать немало ценных, труднодоступных документов. Таких, как воспоминания бывшего военнопленного Александра Салацкого, опубликованные в первом номере «Военно-исторического обозрения» за 1981 год в Варшаве. Они добавляют новые штрихи к истории самоубийства Якова.

В лагере русские офицеры жили в одном бараке с англичанами. Отношения между ними были напряженными. Не только потому, что англичане получали продуктовые посылки и даже денежное довольствие. Причиной стычек были идеологические разногласия. Англичане отдавали честь немецким офицерам, отношение к ним было не в пример мягче, чем к русским. За это наши военнопленные их презирали, называли трусами и подхалимами. В ответ англичане высмеивали национальные недостатки своих «однобарачников».

14 апреля 1943 года после обеда вспыхнула особенно безобразная ссора. Один из англичан обозвал русских «большевистскими свиньями». Завязалась драка, и в драке кто-то из английских офицеров ударил Якова по лицу. Салацкий уверен, что именно эту пощечину Яков не смог пережить, она стала последней каплей в цепи его страданий.

Вечером Яков отказался войти в барак и потребовал встречи с комендантом. Вероятно, ему невыносимо было видеть человека, впервые в жизни так унизившего его. Едва ли кто-то бил его, кроме отца. Комендант отказался с ним встретиться. Тогда Яков быстрым шагом направился в сторону забора из колючей проволоки. В тот вечер дежурил офицер СС Конрад Харфих. Ему пришлось писать отчет, потому что застрелил он не совсем обычного заключенного.

Харфих докладывал: «Джугашвили пролез через проволоку и оказался на нейтральной полосе. Затем он поставил ногу на полосу колючей проволоки… схватился за электрический провод… и закричал: «Часовой! Вы же солдат, не будьте трусом, застрелите меня!» Харфих выстрелил из пистолета Пуля попала в голову. Смерть была мгновенной. Часового оправдали — он действовал по инструкции. Тело Якова сожгли в крематории. В день в лагере умирали от голода и болезней по сорок — пятьдесят человек.

В 1945 году лагерь освободили американцы. К ним в руки попали все документы и лагерные архивы. И немцы, и американцы долго скрывали, что сын Сталина погиб. На это были причины. Чиновник британского МИДа в письме к американскому коллеге просил не докладывать об этом Сталину: «Несомненно, было бы плохо обращать внимание на то, что смерть его сына вызвана англо-русской ссорой». Англичане и американцы решили «не огорчать» Сталина, особенно накануне Потсдамской встречи.

Но у Сталина были свои, тайные каналы, по которым он получал любую информацию. И судя по воспоминаниям близких к нему людей, судьба Якова не была ему безразлична. Как-то маршал Г. К. Жуков спросил у него, есть ли сведения о судьбе Якова? «На этот вопрос он ответил не сразу, — вспоминал Георгий Константинович. — Пройдя добрую сотню шагов, сказал каким-то приглушенным голосом: «Не выбраться Якову из плена. Расстреляют его фашисты. По наведённым справкам, держат они его изолированно от других военнопленных и агитируют за измену Родине». Чувствовалась, он глубоко переживает за сына. Сидя за столом, И. В. Сталин долго молчал, не притрагиваясь к еде».

Светлане даже показалось, что отец слишком поздно, когда Яша уже погиб, почувствовал к нему какое-то тепло и осознал несправедливость своего отношения к нему. Сталин несколько раз в разговорах с дочерью вспоминал старшего сына и при этом всегда приходил в волнение, «ему было тяжко». И все же в «Двадцати письмах к другу» Светлана упрекает отца за то, что он отказался обменять брата и «тем самым бросил его на произвол судьбы. Это весьма похоже на отца — отказываться от своих, забывать их, как будто их и не было. Впрочем, мы так предали всех своих пленных».

Если бы Яков Джугашвили знал, что отец не считает его предателем, что семье известно о его достойном поведении в плену, возможно, его судьба сложилась бы иначе. Отчаяние и страх толкнули его на колючую проволоку. Посмертно лейтенант Джугашвили был награжден орденом Отечественной войны. Этим Сталин как бы полностью реабилитировал сына.