Так она и поступила. Быстро натянула на себя платье и подозвала Веню, который деликатно, пока она одевалась, отошел к печке и отвернулся:
— Подставь плечо!
— Ты чего? — запоздало протестовал он.
— Я лежать стану, если нога не болит? Дудки!
— Отчаянная… ну, отчаянная! Хлебнешь с тобой горюшка!
Они вышли из избы, спустились с крыльца. Идти было неловко и приятно. Неловко потому, что боязно было ступить на забинтованную ногу. Приятно — неизвестно отчего…
Избы синеют, прополосканные дождем.
На пушистом султане подорожника мохнатый шмель сушит крылья. Торопись: время подоспело, цветы раскрылись, ждут тебя!
По конику избы, вздергивая длинным хвостиком, мелко семенит трясогузка. Свистит, щебечет. Подскакивая, ловит мошек. Труд на пользу! Хороша у тебя работа — с песней!
— На тебя похожа, — сказал Веня, когда Верка обратила его внимание на стройную певунью.
Верка счастливо засмеялась. Тогда и Веню оставила скованность, он сказал:
— Держись за меня крепче! — И добавил: — Знаешь, мы уже в шестом будем учиться…
Залитые зеленым потоком, струившимся по ветвям, просвеченные солнцем березы — как одна, словно близнецы-сестры. У подножий их, зажигая капли влаги на траве, сверкают блики. Шевелятся сквозные тени. Круглые стволы смуглеют, листья в нежном пушку трепещут, точно в ожидании чего-то значительного, очень важного, что должно сейчас свершиться. Распускают березы гибкие ветви и говорят, говорят… Стоит прижаться щекой к их тугим стволам, чтобы уловить их быструю, веселую речь.
— Да ты послушай, — настаивала Верка. — Ну что?
— Выдумываешь ты все…
— Ты так, вот так. — Верка, отпустив плечо его, обняла березу и чуть коснулась ухом белой коры.
— Шумит, — шепнула она, и зрачки ее неожиданно заголубели. — Как шумит!
Веня проговорил тихо:
— Я тебе всегда буду землянику носить.
Березы говорили… Говорили о широком просторном мире под необъятным сияющим небом, о мире, где есть свое место и большим радостям, и счастью, и горю, и трудным делам — быть может, Веркой совсем не начатым…
