Дочь Шидзуко - [33]

живет у вас. Я приезжаю в Токио раз в месяц, вот я и захотелось ее увидеть. — Он положил руку на дверной косяк. — Даже не могу представить, насколько сейчас тяжело вашей племяннице.

Юки показалась из-за тетиной спины.

Господин Кимура взглянул на нее. Глаза у него были красными.

— Привет! Ты меня не помнишь?

— Помню, — сказала Юки. — Вы учились вместе с мамой в начальной школе.

Господин Кимура положил ей руку на плечо и обнял ее.

— Мне очень жаль твою маму. Так жаль! Как же она тебя любила!

Юки встала из-за письменного стола и легла на кровать. За окном почти стемнело, но она не стала зажигать свет. Внизу отец с мачехой опять затеяли спор. Голоса доносились из спальни — она находилась прямо под комнатой Юки. Потом резко хлопнула дверь — мачеха, должно быть, пребывает в ярости. Юки затаила дыхание, прислушиваясь. Еще раз хлопнула дверь — видимо мачеха прошла в гостиную. Теперь она будет сидеть на кушетке, пока отец не прибежит на задних лапках и не попросит прощения.

Последний раз мачеха проделывала этот номер — запиралась в гостиной — несколько месяцев назад. Тогда отец ввалился в комнату дочери без стука и заявил, что они оба должны извиниться перед Ханаэ, хотя именно она, Юки, проявила к ней неуважение.

— Ты невыносима, — сказал он, — и когда- нибудь своим характером сломаешь мне жизнь. Если она оставит меня из-за твоего отвратительного поведения, ты — я тебе это обещаю — бросишь школу и будешь вести хозяйство. Для этого ты вполне созрела. Ладно, пошли к ней.

Юки вынуждена была спуститься вниз. Мачеха долго распространялась о том, какая эгоистичная особа ее падчерица. Прошлась и по адресу Шидзуко: избаловала, мол, дочку, ничему толком ее не научила.

Вспомнив этот случай, Юки перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку. Она слышала, как отец вышел из кухни и зашагал по коридору. Сейчас, должно быть, щелкнет замок двери в гостиную, и она откроется. Но этого не случилось. Тяжелые шаги застучали на лестнице, приближались.

Юки перевернулась на спину, готовясь в любой момент вскочить. В ее двери не было замка. Сейчас заявится отец, а радости от этого мало. Юки поднялась, сделала шаг, но остановилась — от резких движений перед глазами замелькали желтые точки, она увидела сотни золотых рыбок, выпрыгивающих из воды и плюхающихся обратно.

Если бы золотой карп вернулся, чтобы отблагодарить маму, она должна была бы попросить его найти человека, которого сумеет по- настоящему полюбить.

Юки зажгла свет. Шаги отца приблизились к двери ее комнаты и стихли. Юки замерла на месте, внутренне сжавшись в комок и ожидая, когда отец распахнет дверь.

Глава 11

ЗИМНЕЕ НЕБО (февраль 1975)

Поскольку и у жениха, и у невесты брак был повторный, церемония не заняла много времени. На тете Айе было светло-серое кимоно, а на господине Кимуре — строгий темный костюм. Они сидели в гостиной, в доме дедушки и бабушки, перед буддийским алтарем.

Дедушка с бабушкой, дядя Сабуро с женой Эцуко и Юки расселись кружком вокруг виновников торжества. Священник в белом облачении размахивал зеленой веткой над головами новобрачных и гнусаво пел.

Под его пение Юки вспомнилась сказка, давным-давно рассказанная матерью. Восемь детей садились в кружок, пели и играли на разных инструментах. А иногда появлялся девятый ребенок — то ли мальчик, то ли девочка — и тут же исчезал. Заметив его, дети затягивали песню: «Кто-то приходит и кто-то уходит», а девятое дитя продолжало появляться и исчезать.

Под пение священника, прикрыв глаза, Юки видела голые ветки деревьев, мелькавшие за окном поезда, на котором она ехала сюда ранним утром. Во второй раз после смерти матери и повторной женитьбы отца она видела эти рисовые чеки и речушки. Они с мамой бывали здесь каждое лето, но теперь, зимой, окрестный пейзаж выглядел неузнаваемо. «Дело не в пейзаже, — думала Юки. — Главное, что я еду домой. А дом тот же самый — дом моей мамы».

После официальной церемонии священник тут же удалился. Юки пошла в кухню, чтобы помочь Эцуко приготовить праздничный обед. Меню было традиционное и бесхитростное: рис с красной фасолью, зелень, морской лещ. Эцуко чистила рыбу. Меньше чем через месяц она должна была родить. Выпирающий живот не позволял стоять вплотную к столу, и ей приходилось нагибаться над разделочной доской.

— Давайте я почищу, — предложила Юки, хотя не была уверена, что справится должным образом с этим нехитрым делом.

— Не надо, я люблю готовить рыбу, — ответила Эцуко.

Почистив леща, она одним взмахом ножа вспорола ему живот и вытащила темно-крас- ные внутренности. Юки отвернулась. Лещ будет запекаться целиком. Его кожа превратится в блестящую оранжевую корочку, а мясо станет розовато-белым и будет слоиться, напоминая сложенные вместе опавшие лепестки пионов. Юки не станет есть эту рыбу, и дядя Сабуро будет над ней подшучивать. Брезгливость Юки была постоянной темой его шуток, а поводов находилось много. Например, отправится он на рыбалку и принесет окуня или щуку. Все радуются его добыче. Одна Юки нос воротит.

Последний раз Юки видела Сабуро, когда он приезжал на третью годовщину смерти Шидзуко. А с его женой Эцуко она познакомилась лишь сегодня утром. Эцуко тоже, наверное, будет подшучивать над ней, а она пока не знала, как ей реагировать на шутки — посмеятся ли вместе со всеми или надуться. Юки всегда была разборчива в еде. Мама, конечно, знала ее странности и учитывала их. Мачеха же часто готовила то, что Юки не заставить съесть даже под угрозой смертной казни (не специально ли, назло ей!). Например, варила розовые кревеьси или перепелиные яйца. Юки в подобных случаях сидит за столом, не прикасаясь к еде, и потягивает воду. Мачеха молчит. Как только Юки встает из-за стола, Ханаэ демонстративно сбрасывает ее нетронутую еду в мусорное ведро, выразительно глядя на падчерицу, но по-прежнему не говоря ни слова.