Дочь роскоши - [30]

– Мне так жаль…

– Вашей вины здесь нет. И вины вашей бабушки тоже. Адвокат должен иметь свои понятия об этике. Я напомнил об этом лишь для того, чтобы сказать, что у меня настоящий, личный интерес к этому делу. Но, возвращаясь к вашему вопросу – верю ли я в эти обвинения и в то, что содержит это досье, – скажу, что если ваша бабушка невиновна, как был убежден мой отец, – значит, обвинения, выдвинутые против нее, необоснованны.

Джулиет почувствовала себя так, словно по коже у нее побежали мурашки. Она была так уверена в своей правоте, и услышать сейчас от сына Дэна Диффена, что он в большей или меньшей степени подтверждает ее подозрения, с одной стороны, вдохновило ее, а с другой – вызвало опасения.

– Значит, это все – подтасовка? – спросила она.

– Очень может быть. Но я думаю, что это дело не было расследовано должным образом. Не знаю, насколько вы осведомлены о нашей юриспруденции, но она явно оставляет желать лучшего. Старшие офицеры службы внутренних дел – штатские, известные под названием констебль, они больше напоминают карточных игроков в сто или двадцать одно. В прежние времена эти термины были вполне законны: сотник вел не менее ста бытовых дел, двадцатник – двадцать. В наши дни, конечно, все по-другому, сейчас имеются профессиональные полицейские войска – «платная» полиция, как их иногда пренебрежительно называют, но они тем не менее подотчетны общественной полиции и, верите или нет, – они не могут арестовывать, ибо этим безусловным правом обладают лишь выбранные офицеры полиции.

– Платная полиция. Да, я об этом слышала. Но я не знала, что нормальная полиция не имеет права арестовывать. Как это странно!

– Для всех это может показаться феодальными пережитками, но это на самом деле так. До совсем недавнего времени даже дела прихожан вели отдельно – если преступники пересекли границу, их не имели права преследовать, пока офицеры полиции не разбирали их между собой. Довольно смешно все это, особенно на таком маленьком острове, как Джерси, и, сами понимаете, такое положение вызывает трение между общественной и оплачиваемой полицией. В некоторых случаях это наносит ущерб правосудию. Я думаю – и так же, кстати, думал мой отец, – что София попала как раз в подобную ситуацию.

– Почему? – Джулиет придвинулась вперед, зажав в руке чашку с кофе, но так и не притронувшись к нему.

– В то время шла старая вражда между сотником Джоном Джерменом и инспектором-сыщиком Айвором Фовэлом. Джермен был джентльмен старой школы; гордый своим положением, он ревностно относился к истории и традициям Джерси и был типичным преуспевающим представителем среднего класса. С другой стороны, Фовэл – обычный полицейский-карьерист, и его раздражало все, что касалось Джермена: его деньги, воспитание и элегантность, сочившиеся из каждой его поры, а больше всего – то, что он, Фовэл, был подотчетен ему. Это было самой горькой пилюлей, и уж ее-то он не мог проглотить. Он, специально обученный профессиональный полицейский, вынужден получать распоряжения от человека, который, по его мнению, не столько работал, сколько играл в работу. Джулиет нахмурилась.

– Вы утверждаете, что этот инспектор Фовэл настроил суд против моей бабушки без всяких оснований? – спросила она.

– Нет, – просто из-за всего этого он менее пристрастно выслушивал другие объяснения. Надо признать, что у него были связаны руки в деле Софии, это из-за ее признания. Вряд ли можно было ожидать от него, что он отбросил бы его, поскольку она была приятельницей Джона Джермена, так сказать, его «босса».

– Вы так говорите, будто испытываете симпатию к этому инспектору Фовэлу, – сказала Джулиет.

– Да, действительно, – с его точки зрения. В свое время я сам был полицейским и знаю, как это может раздражать. Но в этом случае, я думаю, возмущение ослепило Фовэла до того, что он пренебрег своими обязанностями. Он знал, что семья Лэнглуа – ваша семья – лично дружила со стряпчим. И знал, насколько смущает его это дело. Он также завидовал всему, чем владела ваша семья: богатству, положению, прекрасным домам, машинам с шоферами. Когда София призналась, он был только рад принять ее признание за чистую монету. Он подвел итог делу и не стал расследовать его так, как следовало бы.

Во рту Джулиет пересохло.

– Понимаю, – сказала она. – А как вы думаете, что бы он обнаружил, если бы стал правильно вести расследование?

Дэн прищурился.

– Не знаю, но очень хотел бы знать. Я думал, что вы сможете восполнить некоторые пробелы.

– Я! – Джулиет уставилась на него. – Но я же говорила вам – для меня это совершеннейшая новость. Несколько недель назад я даже не знала, что у меня был дядя Луи, и тем более не знала, что моя бабушка представала перед судом за его убийство. Мои родители никогда мне об этом не рассказывали, да и все здесь, похоже, избегают подобных разговоров. В каком-то плане я могу это понять. Это, видимо, нечто такое, о чем они предпочли бы не вспоминать. Но с другой стороны, кирпичная стена, которую воздвигли перед этим делом, кажется немного чрезмерной. Особенно с тех пор, как у меня появилось чувство…

– Да?

– Я тоже думаю, что они не верят, что бабушка виновна. Тогда почему они не хотят извлечь на свет все это дело и доказать ее невиновность? Она больная женщина – у нее слабое сердце. Любой серьезный приступ – и она может умереть. Почему же они не хотят обелить ее имя до того, пока не будет слишком поздно?