Дочь роскоши - [11]

Наплывы памяти беспокоили Дебору несколько дней. Она даже решила уехать куда-нибудь, чтобы избежать встречи с дочерью Молли. Уже несколько лет она обещала себе поездку в Нью-Йорк, надо было лишь позвонить своим друзьям, и она могла бы запрыгнуть в самолет и оставить Атлантический океан между собой и Джулиет. Но даже когда пришла эта мысль, она поняла, что не сможет этого сделать. Оставить Джерси сейчас, накануне приезда Джулиет, было бы слишком намеренно. Софии и Дэвиду потребовалось бы разобраться, что у нее на уме, и Дебора знала, что гордость не позволила бы ей объяснить им все. Поэтому с характерной для нее прямолинейностью она решила взять быка за рога. Когда в семье обсуждали, кому надо встретить Джулиет в аэропорту, Дебора вызвалась сделать это: «Так будет намного приятнее, чем если ее встретит Перри. Возможно, шофер выглядит более внушительно, но в то же время безлико», – сказала она, понадеявшись, что ни Дэвид, ни София не догадаются о ее истинных мотивах – раньше или позже преодолеть эту встречу и победить призрак.

Однако теперь, когда Дебора ждала и высматривала, горло ее пересохло, она чувствовала легкую тошноту от дурных предчувствий.

Ручеек пассажиров все тек – их было не слишком много, поскольку это было еще не то время года, когда каждый самолет исторгал из себя на бетонную дорожку полный комплект отпускников. Здесь же были один или два бизнесмена, молодая женщина с ребенком, несколько пар средних лет, решивших пораньше провести отпуск, но никого из них даже отдаленно нельзя было принять за Джулиет. Наверное, она опоздала на самолет, подумала Дебора. А может, ее полет из Австралии задержался и она прилетела слишком поздно, чтобы пересесть на другой самолет, и слишком поздно, чтобы даже позвонить в Ла Гранж и объяснить, что случилось. Дебора нервничала, и то, как она вдруг начала вертеть дужку своих солнечных очков, выдавало ее нервозность.

Она не прилетела. Все впустую. Мне придется поехать домой и сказать Софии, что ее не было на этом самолете…

И вот наконец Джулиет.

Как только она появилась, Дебора тут же поняла, что это она, хотя Джулиет не слишком походила на свое фото и, к счастью, не была похожа на Молли. Она была выше, изящнее, красивее. На ней была мини-юбка, хлопчатобумажный лимонного цвета жакет и что-то вроде сандалий на плоской подошве, которые с презрением отвергла бы Дебора. Однако на длинных ногах Джулиет они выглядели прекрасно. Такая молодая, живая и с таким загаром, с каким, конечно, можно прилететь только из Австралии или с каникул на солнечных Багамах.

Дебора сжала пальцы на своей сумке. Потом губы ее изогнулись, скрывая нервный спазм, все еще мучивший ее, и она прошла по залу ожидания.

– Привет, ты, наверное, Джулиет. А я – Дебора.

Белый «мерседес-купе» прекрасно подходит Деборе, решила Джулиет, – у него такие же элегантные линии и такой же шик. Чувствовалось, что машина могла бы мчаться быстрее, чем позволяла скоростная трасса. Дебора ей нравилась. Из-за всей этой роскоши и блеска она могла бы быть высокомерной, но почему-то этого не было. У нее была милая улыбка и приятный голос, не то чтобы сочный, но легкий и музыкальный, и Джулиет, привыкшая к глуховатому растянутому говору сиднейских предместий, подумала, что могла бы слушать его вечно.

– Тебе понравится Ла Гранж, – произнесла Дебора, в то время как «мерседес» стремился вниз по крутым извилистым спускам между откосами, на которых росла высокая, как небольшие деревья, гортензия. – Это красивый дом в прекрасном месте.

– Папа рассказывал мне о нем, – сказала Джулиет. – Он говорил, что больше всего ему нравилось то, что вокруг Ла Гранжа, между морем и домом, был лишь лес и поросшие папоротником холмы. Когда он был мальчишкой, то любил украдкой летними вечерами убегать из комнаты, когда все думали, что он спит, и спускаться в долину, через лес – на тропинку, уводящую к холмам. Он воображал себя контрабандистом или кем-то еще. Его так ни разу и не поймали – он говорил, что его мать до сих пор понятия об этом не имеет.

– Вот это да! – засмеялась Дебора. – Робин никогда не потрясал меня, как бунтарь.

– Он не бунтарь. Он романтик. – Она помолчала. – Забавно, но когда он говорит о своем доме на Джерси, то всегда имеет в виду Ла Гранж, хотя у него был собственный дом, когда он женился на маме. Там я родилась и жила, пока была маленькой.

– Да, Грин Бэнкс. Он тоже был очень хорош. Ты все это помнишь?

Джулиет покачала головой.

– По правде нет. Может, какие-то обрывки. Мне же было только четыре, когда мы уехали.

– Да, конечно. Что ж, как-нибудь съездим и поглядим на него, если хочешь. Со стороны, конечно. Я не знакома с людьми, которые там живут сейчас. Думаю, он пару раз переходил из рук в руки за последние двадцать лет. Наверное, когда ты увидишь его, он оживит твои воспоминания.

– Наверное, да. Иногда мне кажется, что я помню большую залитую солнцем комнату, а в ней стоит конь-качалка. Есть еще определенные запахи, они тоже как бы щекочут мои воспоминания – политура для мебели, лаванда.

– По-моему, в саду рос куст лаванды. Да, это был очень милый дом. Хотя не такого класса, как Ла Гранж. Нам с Дэвидом повезло, что София позволяет нам жить с нею.