Дочь Роксоланы - [3]

Евнухи постарше спорили о том, что лучше замедляет рост волос – кашица из куркумы или сок незрелых грецких орехов. Чернявого зазнайку, решившего порекомендовать сок незрелого винограда, высмеяли, хотя он, конечно, был прав. Рассказывали о глупой наложнице, хранившей отвар дурмана для удаления волос на лице и забывшей о том, что он ядовит: «И вот однажды…» Рыжий Серхат поведал о том, как заболел на днях кущи-баши, чиновник, ответственный за пробу султанских блюд, и его ученик чуть не уронил отведанное блюдо с носилок, а красное сукно, которым следовало закрыть носилки, прежде чем запечатать их сургучом и унести с кухни, оказалось не совсем чистым. Переполох, соответственно, поднялся немалый, и, пока разобрались, едва не опоздали с подачей обеда.

– А ведь тогда вместо пахлавы на носилках лежала бы чья-то голова, – угрюмо заметил рябой Тургай, и все согласились – да, лежала бы, и даже можно предугадать, чья именно.

Дела у ленивого паши, о котором рассказывал почтеннейший Кара, тем временем шли на лад. Вынужденный слезть с мягких подушек, избитый и несчастный, паша продемонстрировал недюжинный ум и умение вовремя подать падишаху нужный совет. Ну а поскольку паша всячески избегал лишних движений и жена уже готова была подать на развод, пришлось придумывать что-то с зачатием наследника. Тут слушатели уже вытирали слезы от хохота, потому что умудренный опытом Кара, три десятка лет прослуживший в гареме, мастерски описывал проблемы, возникающие в любовных утехах у толстяков, не привыкших к трудам, пускай даже и постельным. История о запутавшихся в руках, ногах, языках и простынях героях рассказа ненадолго отвлекла Гюльбарге от наблюдения за остальными евнухами. Обернулся он на возмущенный вопль:

– Сколько, ты говоришь, просит этот сын плешивого верблюда и шелудивой ослицы, которая родила его в свои собственные нечистоты и бросила там подыхать, а он с помощью Иблиса выжил?

– Видно, дорого просит, – прервав печальную историю о любовных неудачах паши, сквозь смех проговорил Кара.

Горбоносый Дауд, известный невероятной прижимистостью, обратил на чернокожего великана взгляд огромных темных глаз и еще горестнее воскликнул:

– Дорого? Клянусь Аллахом, слово «дорого», почтенный Кара, меркнет перед запрашиваемой ценой, как разум обычного человека становится ничтожным перед величием Пророка, мир ему! Дорого, ха! Скаредность кровожадных гулей, столетиями копящих сокровища, меркнет перед жадностью стамбульских купцов! Вы представляете?.. Нет, вы не представляете, сколько они хотят за шелковый тюрбан!

– И сколько же? – пряча усмешку в уголках губ, спросил Кара.

Дауд сказал.

– Хм… и впрямь дороговато. – Черный евнух вздохнул и махнул рукой. – Ладно, слушай. Пойдешь в квартал портных, там поищешь лавку безногого Али. Тебе укажут, если вежливо спросишь. Пусть он достанет тебе тюрбан. Он мне должен, я представил его дело нужному человеку.

– Благодарю, почтеннейший! Да пребудет с тобой благословение Аллаха!

Дауд поклонился, умело скрывая досаду. Теперь должником Кары становился не портной, а он сам, и все окружающие это прекрасно понимали. Но отвергнуть щедрый подарок, не рассорившись с набирающим влияние чернокожим евнухом, было невозможно.

Кара благожелательно кивнул и снова продолжил рассказ о попавшем в неприятности паше. В конце концов жена паши сходила к чернокнижнику-магрибцу[4], который продал ей зелье для похудения, и долгожданное зачатие наследника состоялось, а там и паша вошел во вкус… О противостоянии счастливого супруга и магрибца, пожелавшего в качестве оплаты старшего сына, Гюльбарге слушать уже не стал. Наверняка у колдуна найдется хорошенькая дочка или у супруги – умная сестричка. В общем, женщины помогут выкрутиться, как обычно.

Вот что интересно: многоуважаемый Кара рассказывает все это просто забавы ради или метит в какого-нибудь конкретного человечка? Припоминает в сказочной форме былые прегрешения, например… Сам Гюльбарге в старшие евнухи не лез, довольствовался своим местом и не жаждал иного, но жить в гареме, не разбираясь в бесконечной подковерной борьбе за власть и влияние, было так же невозможно, как взмыть в небеса без крыльев или взгромоздить на себя верблюда и целый день таскать его на закорках. Звезда Кары шла вверх, к зениту, и об этом знали все: друзья, враги… да просто все. В том числе…

Взгляд Гюльбарге метнулся к фонтану и дальше – туда, где мирно сидел, попивая кофе и изредка затягиваясь ароматным дымом, узкоглазый евнух, до сих пор не вступавший ни с кем в разговоры, да и вообще никак себя не проявлявший.

Наставник султанской дочери Михримах, почтеннейший Доку-ага. Тот, с кем хотели бы посоветоваться многие, да только вот он дает советы далеко не всем.

* * *

Нугами расслаблялся. Сознательно, неторопливо заставляя каждую мышцу своего тела отдохнуть, стать мягкой и безвольной, пропустить через себя жар, исходящий от нагретых камней дворика, энергию смеющихся людей… пусть они и не совсем полноценные люди – так ведь и он сам теперь не вполне мужчина, так что сойдет.

В этой стране он провел уже полтора десятка лет и все чаще думал о себе не как о Нугами, самурае и сыне самурая, а как о наставнике по имени Доку-ага, доверенном лице султанши Хюррем, примере для подражания будущим янычарам… Была в этом воля Аматэрасу