Дочь профессора - [33]

В Малинди было не менее жарко, но отель стоял на самом берегу, у пляжа, протянувшегося на пять миль, и легкий ветерок задувал с моря. Отведенные им апартаменты были на этот раз роскошны: каждому предоставили небольшую крытую тростником хижину, имевшую спальню, ванную комнату и гостиную. Когда они прибыли туда, солнце уже почти село, но Луиза заявила, что хочет искупаться, и убедила отца пойти вместе с ней: это нас взбодрит, сказала она. Они надели купальные костюмы, спустились на пляж и вошли в теплую воду. Генри вышел из воды первым. Он сидел сгорбившись, опустив голову и глядя на песок; на его худом животе образовались глубокие складки. Потом он поднял глаза и увидел, что его длинноногая дочка вышла из воды и вприпрыжку бежит к нему; на лице ее играла ободряющая улыбка.

— Чудесно, правда? — спросила она.

Генри кивнул.

— Здесь все именно так, как я себе представляла: пальмы и такой вот огромный пляж и на нем — ни души.

— Да.

Она села на песок рядом с ним.

— Ты хорошо себя чувствуешь? Ты не болен? Может, ты чем-то расстроен?

— Нет. Почему ты спрашиваешь?

— Да ты какой-то странный, молчаливый.

Он улыбнулся.

— Это от перемены климата. — Его взгляд упал на плоский живот Луизы, и он резко отвел глаза.

— О чем ты подумал? — спросила Луиза, заметив, как он вздрогнул.

— Когда?

— Вот только что.

— О том, какая у меня прелестная дочь.

— Ты вправду так считаешь, вправду?

— Да. Я так считаю. Вправду. — Он передразнил ее интонацию, и они оба рассмеялись, но Луиза все же восприняла его слова как комплимент, и ее щеки порозовели.

Они вернулись в отель, переоделись и снова встретились в баре, в главном здании отеля. Почти все посетители бара, кроме них, были европейцы — больше всего было бельгийцев и голландцев. Генри уже заказал себе мартини, когда в бар вошла Луиза.

— Что ты будешь пить? — спросил Генри.

— Чистое виски, — сказала она непринужденно, как нечто само собой разумеющееся, и он не стал возражать, хотя обычно не позволял ей пить крепкие спиртные напитки. Но в этот вечер она была одета очень по-взрослому, хотя и скромно, и волосы были подобраны вверх — прическа, которую она делала крайне редко.

За обедом она сидела очень прямо и говорила не умолкая, тем более что Генри почти все время молчал.

— У Лафлинов не такой уж счастливый брак, правда, папочка?

— Я, право, не знаю…

— А Бенни говорит, что они вечно грызутся. — Она помолчала. — Не понимаю, зачем, в сущности, нужны все эти браки, когда в большинстве случаев ничего из них не получается.

— Из нашего же получилось.

— Да, как будто. А впрочем, откуда мне знать? Ведь если вы с мамой не поладите, я же узнаю об этом последней. Родители очень часто продолжают жить вместе радидетей, не так ли?

Генри улыбнулся.

— Могу тебя заверить, что мы с твоей матерью живем вместе отнюдь не из-за тебя и Лауры.

— Да, но… Вот сейчас мы отправились в путешествие, а мама осталась дома. Лет десять назад этого бы не произошло.

— Это не значит, что мы отдалились друг от друга.

— Нет, конечно. — Луиза задумчиво перебирала в пальцах рукав платья. — Но это значит, что вы как-то меньше зависите друг от друга.

— А это, может быть, не так уж и плохо.

— Да, понимаю, — сказала Луиза. — Понимаю. Я и не хотела сказать, что это плохо.

Генри явно чувствовал себя не в своей тарелке, и Луизу это обескураживало. Тем не менее она твердо решила провести с ним серьезный разговор на эту деликатную тему.

— Ты любил кого-нибудь до встречи с мамой?

— Да, — сказал Генри. — У меня были подружки.

— Кто именно?

— Ну… обыкновенные студентки.

— Да нет… я не о том. Была какая-нибудь одна, настоящая?

— Была одна девушка по имени Эллен.

— Почему ты не женился на ней?

— Меня призвали в армию.

— А больше никого не было?

— Была еще девушка в Германии… немка.

— Немка? — Это признание явно ошеломило Луизу.

— Она была очень хорошая.

— Да, но… На чьей она была стороне?

— Она работала на нас.

— О!

— Ее муж был убит.

— О! Понимаю. Значит, она была замужем?

— Она была вдова.

— Вдова. — Луиза кивнула, явно взволнованная всем услышанным. — И что же с ней потом сталось? Почему ты не женился на ней?

— Это еще недостаточное основание для женитьбы, если ты… если тебя к кому-то влечет.

— Вы, должно быть, разошлись, когда ты уехал?

— Именно так.

Луиза глотнула виски.

— А потом?

— А потом я познакомился с твоей матерью.

— Где?

— В Нью-Йорке, на коктейле у твоей двоюродной бабушки Фанни.

— Не очень-то романтичная встреча.

— Сожалею, но что поделаешь. А где бы ты хотела, чтобы это произошло?

— Ну, не знаю… В парке, в музее.

— Или, может быть, в метро?

Луиза улыбнулась.

— И как скоро вы поженились?

— Довольно скоро.

— Через год?

— Меньше.

— Ну когда?

— Я не помню… недель через пять-шесть.

— И это уже было романтично?

— Да.

— А потом родилась я?

— А потом родилась ты.

Луиза перевела дух, внутренне улыбнувшись, когда добралась до этого события — своего появления на свет.

— А почему вы ждали четыре года, прежде чем родить Лауру?

— Ну, видишь ли, иной раз так бывает…

— Ясно. — На минуту Луиза задумалась. — Но почему все-таки ты женился на маме, а не на той немке?

— Я любил твою мать сильнее.

— А она тебя любила?

— Да.

— Мне кажется, если я кого-нибудь полюблю, то буду любить так сильно, что уже никого так не полюблю потом.