Дочь полуночи - [7]

Время от времени все заканчивалось именно так, хотя обычно мне удавалось контролировать себя. Однако сегодня вечером все было как в старые добрые времена, когда я впадала в бешенство, оставляла вокруг себя дюжины мертвецов, а потом не могла вспомнить ничего, кроме отдельных эпизодов. В этом и проявляется истинная природа дампира, по этой-то причине нам никто не доверяет, в особенности вампиры, наша излюбленная добыча. Именно из-за этого, в числе множества иных причин, я надеялась на то, что Клэр окажется умнее, чем утверждал Кайл.

Правда, в итоге я всегда приходила в чувство, что сильно меня удивляло. За прошедшие века я не раз могла погибнуть в припадке бешенства и даже ничего не ощутить при этом. Я бесконечное число раз оказывалась на краю гибели, приходила в сознание в незнакомом месте, изломанная и истекающая кровью, окруженная мертвыми телами, причем иногда спустя несколько дней со времени последнего воспоминания.

В этот раз все прошло удачнее, чем обычно. Что-то острое вонзилось мне в плечо и прижало к стене. Знакомая жгучая боль помогла мне сосредоточиться, а затем окончательно выдернула из приступа ярости.

Я поняла, что сумела пережить припадок, поскольку плечо внезапно заболело так, словно его охватило пламя. В качестве дополнительного приза я оказалась еще и гордой обладательницей саднящей челюсти, пульсирующей головной боли и острого желания проблеваться.

Пышноволосый красавец сжимал рапиру, которой пригвоздил меня к стене, словно бабочку на булавке, и временно вывел из строя левую руку, тогда как наш хозяин обеими руками удерживал мою правую. Я порадовалась, мысленно отметив, что оба они изрядно потрепаны. Кремовый свитер красавчика был в пятнах крови, судя по запаху, не моей, а у хозяина по щеке тянулась царапина, из-за которой он мог бы лишиться правого глаза. Хотя с виду она была не слишком глубокая и затягивалась прямо у меня на глазах. Черт!

— Мой господин, мне не хотелось бы навязывать свое мнение, но, может быть, наручники...

В голосе Луи Сезара угадывался легкий французский акцент.

«Теперь понятно, почему я его не знаю. Этот рыжий вампир — член Сената, только европейского, а не североамериканского. А в Европе я не была с одного весьма памятного визита во время Первой мировой войны».

Красавец вампир выглядел несколько обеспокоенным, что развеселило бы меня в других обстоятельствах. Однако как раз сейчас я отвлеклась на хозяина, который одной рукой вцепился мне в горло.

— Я с удовольствием отшлепал бы тебя, если бы знал, что из этого выйдет толк, — угрюмо произнес он.

Луи Сезар поглядел так, как будто отшлепали его самого.

Я засмеялась и заметила:

— Он решил, что ты извращенец, — а затем замолчала, чтобы выплюнуть выбитый зуб.

Ничего страшного. Скоро вырастет новый, по крайней мере, в этот раз все передние уцелели. Я улыбнулась французу, которому явно стало нехорошо при мысли о том, что кто-то может иметь со мной какие-то дела, если речь не идет о забивании кола в ребра.

— Ты ему ничего не объяснил?

Хозяин вздохнул, отпустил меня и замешкался на мгновение, чтобы выдернуть рапиру. Я даже не поморщилась. В данный момент боль была очень кстати. Она напоминала о том, что я снова победила и выжила, хотя в этот раз едва ли подвергалась серьезной опасности. Он не стал бы меня убивать, раз ему требовалась моя помощь. Точнее, не стал бы убивать до тех пор, пока я не угрожала его жизни.

— Я собирался представить вас друг другу, но ты не дала мне такой возможности, — ледяным тоном произнес он.

На лице Луи Сезара отражалось нечто, близкое к отвращению.

«Должно быть, в этой красивой голове имеются мозги. Кажется, он сумел прийти к верному выводу, однако не хочет верить тому, что подсказывает интуиция. Надо помочь ему выразить чувства».

Я развернулась к хозяину квартиры, который смотрел на меня с нескрываемой тревогой, здоровой рукой обхватила вампира за шею и смачно поцеловала его в щеку:

— Привет, папочка!

Через четверть часа я каталась по полу и завывала, но не от боли. Сто лет я так не смеялась, даже ребра заболели и стало трудно дышать. Может быть, дело в свежих синяках. Мне их досталось немало за время стычки в баре и последнего припадка, хотя в данный момент было наплевать на причину. Я утерла слезы и попыталась сесть.

Мирча, или же дорогой папочка, как он назывался, когда брал на себя труд признать наше родство, сидел на диване, скрестив руки на груди, и дожидался, пока я успокоюсь. Француз налил себе порцию выпивки, изрядную даже по моим меркам, и отошел к огромному, от пола до потолка, окну, за которым раскинулся ночной город. Рыжеволосый красавец повернулся к нам спиной. Не знаю, от кого он старался отгородиться, от воплощенной мерзости или же того, кто ее породил.

Я обессиленно опустилась в кресло, изо всех сил стараясь взять себя в руки. После того что я сейчас услышала, это оказалось нелегко. Мне не часто удавалось как следует посмеяться, поэтому я наслаждалась моментом.

— Надеюсь, я не оскорблю твои чувства, если напомню, что предупреждала тебя? — спросила я, почти успокоившись.

— Никогда не замечал, чтобы тебя волновали чьи-то чувства, — последовал едкий ответ.