Дочь полковника - [32]

Шрифт
Интервал

– Я своим ушам не поверил, – ответил кузен, выпучивая небесно-голубые глаза. – Он сказал: «Я этого не отрицаю, но что мы можем изменить?»

– Ах нет! – вскричала Алвина. – Этого он не говорил!

– Сказал, сказал. А Перфлит добавил: «Будь мы похрабрее, я бы призывал к восстанию, а вы обличали бы оба эти злоупотребления с кафедры». Но Каррингтон покачал головой и ответил: «Мой долг, как пастыря, заботиться лишь о духовных нуждах, а главное, не подливать масла в огонь раздоров».

– Прекрасно! – одобрительно заметила Алвина. – Я рада, что он поставил этого социалиста на место.

– Ну-у, не совсем… – с неохотой сказал кузен. – Перфлит его немножко срезал. «Пасите моих овец, э? Но зачем же кормить их требухой?»

– Вульгарная скотина!

– Но, мама, – с отчаянной смелостью вмешалась Джорджи, – согласитесь, что в словах мистера Перфлита есть доля правды, ведь так? Конечно, грубить мистеру Каррингтону он не должен был, но почему бы Крейги и не платить рабочим побольше. А многие коттеджи очень обветшали, и запах в них ужасный!

– Платят им более, чем достаточно, – отрезала Алвина, – таким пьяницам и бездельникам! И коттеджи как коттеджи. Не во дворцах же им жить и не в домах джентльменов. И у них там ничем не пахло бы, не живи они, как свиньи.

– Но, мама…

Джорджи перебило появление горничной, которая принесла письма на серебряном подносе. Алвина забрала их и начала раздавать – письмо Джорджи, счета и сообщения букмекеров полковнику, письмо ей самой. Пока они читали, кузен продолжал разглагольствовать в пустоту.

– Эти разговорчики о трудящихся классах и условиях их жизни просто выше моего понимания. Живется им куда лучше, чем нам, им ведь не нужно поддерживать родовое достоинство, и они вечно бастуют, чтобы им повысили заработную плату. Я вот не бастую. А вдруг мы забастовали бы, чтобы ее не платить, что тогда, э? Но мы слишком мягкосердечны, а правительство трусит. В конце-то концов для чего и существует рабочий класс, как не для того, чтобы работать? Клянусь…

– Ах! – возбужденно перебила Алвина, – послушайте! Джоффри Хантер-Пейн пишет из колоний, что приезжает в полугодовой отпуск и хотел бы погостить у нас – он ведь сирота.

Все уставились на Алвину с глубоким интересом – наконец-то что-то произошло, или хотя бы должно было произойти.

– Джоффри Хантер-Пейн? – повторил кузен. – Минуточку… Он же не Смейл, верно?

– Только косвенно, – ответила Алвина. – Его мать из рода бедфордских Хантеров вышла за Корки Пейна, гвардейского офицера, дальнего родственника адмирала.

– Так, значит, он наш родственник? – спросила Джорджи.

– Свойственник, и очень дальний, – ответил кузен. – Никакого кровного родства со Смейлами. Адмирал был с ними в свойстве через жену, родственницу твоей матери, Алвина.

– И что ж ты думаешь делать? – осведомился Фред.

– Он пишет, – продолжала Алвина, пропуская вопрос мимо ушей, – что дела у него идут отлично, но он стосковался по воздуху Старой Родины. И думает купить автомобиль.

– Как чудесно! – оказала Джорджи. – Сколько ему лет, мама?

– Эге! – с ехидцей воскликнул кузен. – Как вижу, поповскому носу висеть на квинте!

И тут же он чуть не покраснел из-за своей неприятной оплошности. Поповский нос. Каким образом сорвалось у него с языка это вульгарное обозначение жареной куриной гузки? Впрочем, этого Джорджи не заметила. Ему таки удалось наконец вывести ее из себя.

– Ах, да замолчите же, кузен! С какой стати, стоит мне с кем-нибудь познакомиться, как вы стараетесь все испортить и представить меня дурочкой?

Кузен осел как проткнутый пузырь, и полуоткрытый рыбий рот придал ему удивительно глупый вид, как бывало всегда, если кто-нибудь давал ему сдачи, пусть даже и очень слабо. Полковник сказал, не обратив на них ни малейшего внимания:

– Мы должны оказать ему гостеприимство, Алвина. Он трудится во имя Империи. Когда он намерен приехать?

– В августе или сентябре. Я напишу ему сегодня же, что мы будем очень рады видеть его у себя. Джорджи, ты не поможешь мне перебрать белье?


Про Лиззи и ее дела под кровом Смизерсов больше ничего не говорилось. Да и вообще общий интерес к положению Лиззи (да будет ей стыдно!) заметно поугас с появлением на сцене Тома Стратта. Никакой мелодрамы больше не предвиделось, негодующие родители не изгнали падшую грешницу, добродетельная хозяйка не отказала ей от места без предупреждения, а впереди не маячили ни рожденный в работном доме подзаборник, ни позорное существование на каких-нибудь городских улицах, но всего лишь законный брак постфактум, а потому история утратила всякую пикантность. На словах все отдавали должное Тому, хотя втайне приход злился на него за такой пресный конец многообещавшего события. Если бы Лиззи довели как следует, она могла бы сервировать им захватывающий ужас детоубийства или бы даже кинулась Офелией в заросший прудик. Предложение законного брака, подкрепленное оглашением в церкви, вынудило умолкнуть Алвину – к большому удовольствию полковника. С последнего раза, когда ему удалось взять верх над своей властной супругой, миновало почти два года, и он испытывал глубокое торжество подкаблучника, которому против обыкновения выпал случай вырваться из-под давления матриархата. Он даже позволил себе как-то остановить мистера Джадда, возвращавшегося с фабрики, – честь, к которой мистер Джадд был весьма чувствителен.


Еще от автора Ричард Олдингтон
Смерть героя

Ричард Олдингтон – крупный английский писатель (1892-1962). В своем первом и лучшем романе «Смерть героя» (1929) Олдингтон подвергает резкой критике английское общество начала века, осуждает безумие и преступность войны.


Все люди — враги

В романе английского писателя повествуется о судьбе Энтони Кларендона, представителя «потерянного поколения». Произведение претендует на эпический размах, рамки его действия — 1900 — 1927 годы. Годы, страны, люди мелькают на пути «сентиментального паломничества» героя. Жизнеописание героя поделено на два периода: до и после войны. Между ними пролегает пропасть: Тони из Вайн-Хауза и Энтони, травмированный фронтом — люди разного душевного состояния, но не две разомкнутые половины…


Стивенсон. Портрет бунтаря

Значительное место в творчестве известного английского писателя Ричарда Олдингтона занимают биографии знаменитых людей.В небольшой по объему книге, посвященной Стивенсону, Олдингтон как бы создает две биографии автора «Острова сокровищ» — биографию жизни и биографию творчества, убеждая читателя в том, что одно неотделимо от другого.


Ловушка

Леонард Краули быстро шел по Пикадилли, направляясь в свой клуб, и настроение у него было превосходное; он даже спрашивал себя, откуда это берутся люди, недовольные жизнью. Такой оптимизм объяснялся не только тем, что новый костюм сидел на нем безупречно, а июньское утро было мягким и теплым, но и тем, что жизнь вообще была к Краули в высшей степени благосклонна…


Прощайте, воспоминания

Кто изобразит великую бессмыслицу войны? Кто опишет трагическое и смешное, отталкивающее и величественное, самопожертвование, героизм, грязь, унижения, невзгоды, страдания, трусость, похоть, тяготы, лицемерие, алчность, раскаяние и, наконец, мрачную красоту тех лет, когда все человеческие страсти и чувства были напряжены до предела? Только тот, кто сам не испытал этого, и только для тех, кто, читая об этом, останется бесстрастен.Мы же остережемся сказать слишком много. Но кое-что мы должны сказать, чтобы проститься с воспоминаниями.


Любовь за любовь

Лейтенанту Хендерсону было немного не по себе. Конечно, с одной стороны, неплохо остаться с основными силами, когда батальон уходит на передовую. Довольно приятная перемена после четырех месяцев перебросок: передовая, второй эшелон, резерв, отдых. Однако, если человека не посылают на передний край, похоже, что им недовольны. Не думает ли полковник, что он становится трусом? А, наплевать!..


Рекомендуем почитать
Тевье-молочник. Повести и рассказы

В книгу еврейского писателя Шолом-Алейхема (1859–1916) вошли повесть "Тевье-молочник" о том, как бедняк, обремененный семьей, вдруг был осчастливлен благодаря необычайному случаю, а также повести и рассказы: "Ножик", "Часы", "Не везет!", "Рябчик", "Город маленьких людей", "Родительские радости", "Заколдованный портной", "Немец", "Скрипка", "Будь я Ротшильд…", "Гимназия", "Горшок" и другие.Вступительная статья В. Финка.Составление, редакция переводов и примечания М. Беленького.Иллюстрации А. Каплана.


Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.