В то время как в своем маленьком дворце, этом втором гроте Дидоны[35], Елизавета, казалось, жила только любовью, раскол внутри нового правительства становился день ото дня все глубже.
Миних, самооценка которого намного превосходила его пусть и значительные заслуги, ежедневно давал понять соправительнице, что исключительно ему она обязана своей властью, и он сейчас является ее единственной опорой; с ее супругом, герцогом Брауншвейгским, он обходился просто-таки с презрением. Анна Леопольдовна состояла в интимных отношениях с графом Линаром[36], и вследствие этого царственные супруги относились друг к другу более чем резко, что ежедневно порождало при дворе трения и конфликты, которые только поддерживали Миниха в характере его обращения с герцогом.
Несмотря на то, что последний являлся главнокомандующим всеми вооруженными силами России, распоряжения самого Миниха, которые тоже непосредственно касались армии, очень редко доводились до его сведения, что не один раз выводило из себя вспыльчивого герцога; еще тяжелее, однако, отсутствие лада между власть имущими сказывалось на внешней политике. Миних принадлежал к горячим почитателям прусского короля Фридриха Великого[37], тогда как соправительница столь же резко была настроена против него.
И таким образом выходило, что Россия никак не могла окончательно решить для себя, как же ей все-таки действовать. Анна Леопольдовна отказывалась поддержать прусские планы, в то время как Миних всякий раз, когда она предпринимала попытку стать на сторону Австрии, с полдороги разворачивал ее обратно, ибо личное влияние этого безусловно гениального и энергичного человека на соправительницу было настолько сильным, что в конце концов он все-таки склонил ее к подписанию, – правда, скорее формального, – союза с Пруссией.
Это, как оказалось, стало его последним успехом. Вскоре после этого он заболел и на долгое время вынужден был отойти от всех государственных дел. Вместо того, чтобы сожалеть о потере этого преданного и способного человека, Анна Леопольдовна почувствовала себя свободной и поспешила до основания разрушить все выстроенное Минихом здание. В этом ее поддержал Остерман, который не хотел упускать соблазнительную возможность целиком перехватить в свои руки кормило государственной власти. Головкин[38] и Лёвенвольде объединились с ним для свержения Миниха.
Соправительница вместе с ними принадлежала к гарантам Прагматической санкции[39].
Не спрашивая Миниха, даже очевидно вопреки его воле и намерению, она заключила альянс с дворами Вены и Дрездена[40], направленный именно против Фридриха Великого, в тот момент вторгшегося в Силезию.
Когда Миних узнал об этом акте соправительницы, он в резкой форме потребовал своей отставки.
– Вот увидите, – с высокомерным смехом сказал он своему секретарю, закончив диктовать тому упомянутый документ, – это сигнал предупреждения, что они сами и все их махинации будут повержены. Да и что бы они вообще без меня делали.
Он считал себя незаменимым, хотя должен был бы по собственному опыту знать, что незаменимых людей нет.
Его просьба уйти в отставку не только не вызвала ожидаемого эффекта, но, напротив, была поспешно принята Анной Леопольдовной. Миних был уничтожен, хотя его поразил не сам удар, сколько тот факт, что люди, которые нанесли его, позабыв всякую благодарность к человеку, приведшему их на вершину власти, оказались вдобавок не способными понять, к чему это может их привести.
Уже в тот же вечер, как стало известно об отставке Миниха, записка маркиза де ля Шетарди вызвала лекаря Лестока в гостиницу французской миссии.
– Мой дорогой друг, – начал маркиз, закрывшись в своем кабинете с лейб-медиком принцессы Елизаветы, – хотя вы по профессии не дипломат и даже не политик, я, тем не менее, полагаю, что в вас скрываются все те качества, которые позволяют вам стать проводником политической интриги.
– Весьма лестно слышать, ваше превосходительство, – улыбаясь, ответил Лесток, – но прошу не забывать, что это те самые качества, которые делают человека кандидатом в Сибирь, и даже, возможно, на эшафот.
– Разумеется, мой дорогой Лесток, – продолжал де ля Шетарди, – предприятие, которое сулит его участникам исключительные выгоды, могущество, чины и богатство, не может быть безопасным. Однако все как раз и зависит от того, чтобы добиваться цели разумным и осмотрительным способом – когда шансы на успех намного превышают шансы на неудачу и когда возможность плохого результата сводится к минимуму.
– Понимаю.
– Я откровенен с вами, Лесток, – продолжал маркиз, – не только потому, что вы кажетесь мне столь же верным, как и умным, но преимущественно потому, что считаю вас хорошим французом.
– И не без основания, ваше превосходительство, – с присущим его нации воодушевлением воскликнул Лесток, – я лучше потерял бы голову, чем предал Францию!
