Дочь Петра Великого - [2]

– Останови! – крикнула она симпатичному крепкому мужчине в мундире Преображенского гвардейца, сидевшему впереди нее, и тот на полном скаку, натянув поводья, с трудом осадил разгоряченных рысаков.

– Чего вам? – закричал он стоявшей у обочины паре.

– Да здесь вот старый полузамерзший человек, Елизавета Петровна, – крикнул солдат. – Сжальтесь, матушка, и дозвольте нам постоять на запятках.

– Устраивайтесь, – ответила великая княжна с доброй улыбкой, которой давно уже завоевала сердца народа.

– Господь тебе воздаст, – воскликнул мужик, с помощью солдата, вставшего рядом с ним, забравшись сзади на сани принцессы, которые в следующее мгновение снова рванули с места и стрелой полетели дальше.

Группа солдат расквартированного в Петербурге гвардейского полка со стороны наблюдала за необычной сценой и теперь громким криком приветствовала цесаревну.

– Вот такой должна бы быть царица, чтобы нами править, – произнес затем седой капрал, провожая ее взглядом, – с ней к нам бы вернулись времена Петра Великого, старые добрые времена, когда русский человек еще чувствовал себя хозяином в собственном доме.

– Но ведь сам же Петр сначала и привел в страну этих чужеземцев, – заметил другой солдат.

– Правильно, – вступил в разговор третий, – но он сделал это для того, чтобы мы извлекали пользу из их искусств и наук, научались у них, а не для того, чтобы они нами правили и притесняли нас, эти голодранцы, которые у себя дома куска хлеба добыть не могут, а здесь, у нас, поди ж ты, едят сладкие пироги. Разве великий царь не собственноручно построил первую шхуну, в качестве примера для нас, русских? Это знак того, что он уважал в иноземцах только то, что достойно было в них уважения, и равнялся на них там, где это было полезно, но он ни одному из них не позволил себя превзойти, ни голландцу, ни французу, ни, скажем, немцу. Нынче же все они, точно ненасытное воронье слетелись. Помоги нам, Господи!

– Это не Шубин правил лошадьми великой княжны? – спросил седой капрал.

– Да, то был Шубин, – в один голос откликнулось несколько его товарищей.

– Подвалило ему счастье, прохвосту, – засмеялся симпатичный барабанщик, – великая княжна назначила его своим казначеем, а если верить тому, что бают люди...

– То он ее любимец, – подхватил капрал, – и что в том дурного, коли они не дают ей мужа, те, что при дворе, из страха, понимая, что тогда она могла бы что-нибудь предпринять против них, поскольку она обладает преимущественным правом на трон. Разве такая женщина, созданная для владычества и любви, должна прогоревать весь свой век? По крайней мере, она выбрала себе не какого-нибудь курляндского конюха, как императрица Анна, а русского, да к тому же из наших рядов.

Пока солдаты таким немудреным образом расточали свои похвалы великой княжне Елизавете, ее сани уже приблизились к Адмиралтейству и остановились перед ледяным дворцом.

Гибкая и величавая молодая красивая женщина, выпроставшись из темных медвежьих шкур, спрыгнула на снег и пока ее провожатый передавал поводья лошадей одному из стоявших рядом солдат, чтобы следовать за ней, она подошла к сказочному строению, перед которым в восхищении замерла.

Оно было уже полностью готово и теперь являло собой образец гармоничной красоты и утонченности вкуса. Каждый из ледяных параллелепипедов был не только обтесан по всем правилам, но и декорирован орнаментом. Окна и дверь были оформлены в античном стиле, над дверью празднично сверкал роскошный фронтон с наглядными примерами возвышенного ваяния и статуями изо льда. В обе стороны от него расходилась галерея, окаймлявшая крышу, четырехгранные пилоны и выточенные на токарном станке стойки которой были из того же необычного материала.

Перила из ледяных стержней и четырехгранные промежуточные опоры, все без исключения выделанные с поразительной правильностью, окольцовывали весь дворец. По обе стороны от входа лежали два ледяных дельфина, подобно огненной воде извергавшие из широко раскрытых глоток струи пылающей нефти и тем самым придававшие всему хрустально-прозрачному зданию ощущение прямо-таки фантастического видения. На одной линии со входом перед перилами стояло шесть пушек и две мортиры: первые – размером с шестифунтовый оригинал, вторые – не уступали восемнадцатифунтовому бомбометательному орудию, кроме того, стволы, лафеты и колеса, – и все это было изготовлено изо льда.

В то время как Елизавета с почти детским восторгом обращала внимание своего спутника, сержанта Шубина, на каждую из деталей ледяного дворца, к ней неожиданно подошел высокий, ладно сложенный мужчина с красивыми и властными чертами лица. Он был одет в дорогой полушубок из зеленого бархата, подбитый и щедро отороченный собольим мехом, на обтянутых узкими белыми панталонами ногах его были высокие черные сапоги. Мужчина снял с головы треуголку, украшенную белым пушистым пером, и, низко опустив ее, с грациозной почтительностью поклонился.

– Какая приятная неожиданность, – заговорил он на прекрасном немецком, – наше многосложное творение не могло бы быть вознаграждено более блестящим образом, чем освящение его взором прекраснейшей принцессы. Вы первая дама, ваше императорское высочество, которая оказывает мне честь посещением этой завершенной чудесной постройки. Однако нет ли у вас желания проследовать со мной внутрь?