Дочь палача - [99]

— Симон?

Голос Софии прозвучал слева. Юноше привиделись в темноте ее очертания. Более темный участок, который словно качался из стороны в сторону. Симон помахал. Потом подумал, насколько глупым это было во тьме.

— Я здесь, София. Где Клара? — прошептал он.

— Лежит возле меня. А где те люди?

— Какие люди? — спросил Симон, пробираясь в ее сторону. Он наткнулся на ступеньку, устланную соломой и мхом.

— Ну, те, кого я слышала наверху. Они еще там?

Симон ощупал ступеньку. Та оказалась длинной и широкой, как кровать. Он почувствовал лежавшее там тело ребенка. Холодная кожа, маленькие пальцы, повязки на ногах…

— Нет, — ответил он. — Они… ушли. Можно выходить и не бояться.

Силуэт Софии был теперь совсем рядом. Симон подался к ней, почувствовал платье. Ее рука схватилась за его руку и крепко стиснула.

— Господи, Симон! Мне так страшно!

Лекарь обнял и погладил девчонку.

— Все хорошо. Все будет хорошо. Нужно только…

За спиной послышался шорох. Что-то медленно пробиралось через отверстие в пещеру.

— Симон! — закричала София. — Там что-то есть! Я вижу. Господи, я вижу его!

Юноша обернулся. На одном участке недалеко от них тьма была гуще. И этот сгусток надвигался на них.

— У тебя есть свет? — прорычал Симон. — Свеча, или еще что?

— Я… у меня есть трут и кремень. Он лежит где-то здесь… Господи, Симон! Что… что там?

— София, где трут? Отвечай!

Рыжая начала кричать. Симон влепил ей пощечину.

— Где трут? — крикнул он еще раз в темноту.

Пощечина подействовала. София моментально затихла, зашарила вокруг, потом протянула Симону волокнистый кусок гриба и холодный кремень. Симон вынул из-за пояса нож и как ошалелый ударил камнем по металлу. Полетели искры. Трут начал тлеть. В руках у Симона занялся крошечный огонек. Но лишь только он собрался поднести загоревшиеся волокна к светильнику, сзади кто-то подул на пламя. Над ними нависла тень.

Прежде чем светильник снова погас, Симон увидел рухнувшую на него руку — и провалился во тьму.

Палач тем временем прошел две кельи, но не нашел и следа детей. Комната, в которую он забрался по лестнице, оказалась пустой. На полу валялись осколки старой кружки и несколько ржавых колец от бочек. По углам располагались гладкие каменные ниши, отполированные так, будто тут некогда отсиживались в страхе сотни людей. Из этой пещеры также отходили в темноту два туннеля.

Куизль выругался. Эта гномья дыра и в самом деле оказалась чертовым лабиринтом! Вполне возможно, что он тянулся под землей аж до самой церкви. Может, священник и не соврал в своих страшилках… Что за тайные ритуалы здесь проводили? Сколько варваров и солдат успели пройти поверху, пока глубоко под землей мужчины, женщины и дети в страхе прислушивались к голосам и шагам завоевателей? Этого никто никогда не узнает.

Над входом в левый туннель обнаружились знаки, которые Куизль не смог распознать. Царапины, размашистые линии и кресты, которые могли быть оставлены и человеком, и природой. И здесь проход оказался таким узким, что в него приходилось буквально протискиваться. Может, что-то и было в тех историях, которые рассказывала ему старая знахарка почти тридцать лет назад? Что эти проходы специально делали такими тесными, чтобы человек смог предать Матери-земле все плохое, все болезни и дурные мысли?

Он протиснулся через проход и оказался в следующей келье. Она оказалась больше остальных. Палач мог выпрямиться, а до потолка оставалось еще добрых четыре шага. Дальше вел другой узкий лаз, прямо над головой находилась еще одна дыра. Из нее прорастали и опускались до самого лица бледно-желтые корни в палец толщиной. Далеко наверху Куизлю привиделся крошечный проблеск света. Или просто обманывало зрение, истосковавшееся по свету? Палач попытался прикинуть, как далеко уже ушел от колодца. Не исключено, что он стоял прямо под липой, в середине вырубки. Липа издавна считалась священным деревом, а гигантскому экземпляру на площадке было не меньше нескольких сотен лет. Может, раньше по стволу липы и этому вот проходу сюда добирались души в поисках упокоения?

Куизль подергал корни — они казались крепкими и способными выдержать его вес. У него промелькнула мысль вскарабкаться по ним и проверить, действительно ли они принадлежали липе. Но потом он все-таки решил проверить горизонтальный лаз. Если за ним ничего не окажется, он вернется. Мысленно Якоб беспрестанно считал. Скоро он доберется до пятисот, как договаривался с Симоном.

Куизль наклонился и влез в узкий проход. Этот лаз оказался самым тесным из всех. Плечи терлись о глину и камни, во рту пересохло и стоял вкус грязи и пыли. Возникло чувство, что туннель сужался, как воронка. Тупик? Палач уже решил было вернуться, как в свете фонаря увидел, что через несколько метров проход снова расширялся. Куизль с трудом преодолел последний отрезок и, словно пробка, выбитая из бутылки, вывалился наконец в следующую келью.

Комната оказалась такой низкой, что стоять приходилось сгорбившись, а через два шага Якоб уперся во влажную глинистую стену. Других проходов здесь не было. Это явно конец лабиринта, нужно возвращаться. Повернувшись к тесному выходу, Куизль увидел краем глаза нечто, что привлекло его внимание.