Дочь палача и дьявол из Бамберга - [6]

Краем глаза Магдалена наблюдала за отцом, пребывающим ныне на склоне своих лет. Его манера пожевывать трубку, мокрые седые волосы, крючковатый, в красных прожилках, нос и косматая борода придавали ему надменный вид, который в последние годы проявлялся все более явственно. Его репутации городского палача это нисколько не повредило, даже наоборот. Как и прежде, Якоб Куизль слыл выдающимся заплечных дел мастером – сильным, быстрым, умелым и наделенным разумом, острым, как его меч.

«И все-таки он постарел, – подумала Магдалена. – Постарел, и вид у него печальный. Особенно после смерти мамы. И Георга ему тоже не хватает, как и мне. Они такие одинаковые…»

– Проклятье, если они и дальше будут там торчать, дело бедой обернется! Ей-богу, бедой!

Палач снова вскочил с мешков, отчего повозка ощутимо качнулась. Старый крестьянин с крысиным лицом, который все это время терпеливо ждал на облучке, опасливо покосился на рассерженного гиганта. Губы его зашевелились в беззвучной молитве, и он повернулся к Магдалене.

– Богом прошу, скажи своему отцу, чтобы он сел обратно, – шепнул хозяин повозки. – Если он и дальше будет буянить, волы, чего доброго, взбесятся… – Он небрежно махнул рукой. – А еще лучше отправляйтесь до Бамберга пешком, тут уже недалеко.

– Не беспокойся, отец сейчас успокоится. Уж я его знаю. Вообще, он добрейшей души человек. – Магдалена заговорщически понизила голос: – Во всяком случае, пока у него табак не кончится. У тебя, случаем, не завалялось пары щепоток?

Крестьянин нахмурил лоб:

– Я что, по-твоему, стану курить эту дрянь? Церковь его запретила, и не без причины. Трава эта прямиком из преисподней. Воняет, по крайней мере, точно как оттуда.

Он перекрестился и с недоверием взглянул на палача.

Магдалена со вздохом откинулась на мешок и поджала губы. Старик, который за несколько монет подобрал их в Форххайме, ничего не знал о ремесле Куизля, и женщина благоразумно хранила молчание. Будучи дочерью палача, она понимала: если набожный крестьянин вдруг выяснит, что в пассажирах у него заплечных дел мастер, да еще с семьей, то, скорее всего, ринется в ближайшую церковь и раз десять перечитает «Отче наш».

Свой путь они начали по Леху: на одной из барж добрались сначала до Аугсбурга, а оттуда по мелким речкам – до Нюрнберга. Там у них закончились деньги, и дальше пришлось двигаться по суше. Теперь до Бамберга оставалось всего несколько миль, и тем досаднее была эта задержка.

– Может, посмотрим, почему все встали? – предложила Барбара, сидя на одном из дальних мешков и со скучающим видом свесив ноги с борта повозки. – Все лучше, чем сидеть тут и папину ругань слушать.

Она надулась и поиграла волосами, такими же черными, как у Магдалены. Барбара вообще была очень похожа на свою старшую сестру: те же густые брови и те же черные глаза, в которых всегда читалась легкая насмешка. Все это они унаследовали от матери, Анны-Марии, которая умерла несколько лет назад от лихорадки.

Магдалена кивнула:

– Ты права. Пройдем вперед и посмотрим, что там стряслось на переправе. Пускай ворчун брюзжит себе в одиночестве… – Она подмигнула отцу: – Может, мы даже найдем для тебя немного табака.

Но палач закрыл глаза и, казалось, вслушивался в какую-то мелодию внутри себя. Он несвязно шевелил губами, но Магдалена не смогла разобрать звуков.

Хотя подозревала, что это, как всегда, какой-нибудь давно позабытый марш.

Как только Симон шагнул с сыновьями в густой хвойный лес, крики со стороны обоза почти смолкли. Землю устилали прелые, мокрые от дождя иголки, поглощая малейший шум. Где-то поблизости прокричала сойка, потом воцарилась тишина, неестественная после шумного столпотворения. Даже шелест дождя под плотным хвойным пологом казался каким-то нездешним. Дети, видимо, тоже прониклись торжественной атмосферой. Они прекратили жаловаться и крепко держались за отца.

Симон улыбнулся. Все как обычно. Еще минуту назад он готов был как следует выпороть негодников, но теперь сердце его снова переполняла любовь, безграничная, как небо за горизонтом.

– Сегодня вечером вы наконец увидитесь с дядей Георгом, – сообщил он веселым голосом. – Раньше он всегда вырезал вам мечи из ясеня. Помните? Может, и в этот раз смастерит вам парочку…

– Да, как у палачей! – крикнул маленький Пауль. – Хочу меч, как у палачей, и рубить головы курам! Как у Штехлин в саду! Можно, пап? Пожалуйста!

– Даже не вздумай!

Симон строго взглянул на сына.

Он до сих пор с содроганием вспоминал бойню, которую Пауль несколько месяцев назад учинил над курами знахарки Марты Штехлин. При этом больше всего лекаря смутила ухмылка на лице младшего сына. Резня явно пришлась Паулю по душе. Первая в жизни казнь стала для мальчика праздником.

– А дядя Георг теперь тоже палач? – спросил Петер.

Он был куда спокойнее и смышленее младшего брата. Иногда даже не верилось, что ему всего пять лет. Симон полагал, что причиной тому был серьезный, всегда внимательный взгляд, которым мальчик смотрел на собеседника из-под копны черных волос.

Симон кивнул, с радостью сменив тему:

– Ты прав, Петер. Георг сейчас в учении у вашего двоюродного деда в Бамберге. И когда дед станет слишком стар, он, наверное, станет новым палачом в Шонгау.