Дочь обмана - [57]

— Я и не предполагала, что вы знаете о бюсте, — сказала я.

— Я наблюдала.

— За мной?

— За вами.

— Я это замечала.

— В самом деле? Но вы не подавали вида. Вы не представляете, как я рада, что вы провалились там же, где и я. Я, наверное, большая эгоистка.

— Нет, нет. Я вас понимаю. И я рада, что мы здесь вместе.

Она засмеялась и пододвинулась поближе.

— Странно, не правда ли. Мы не должны прерывать разговор, да? Когда мы вот так разговариваем, страх как будто уходит, но он все равно есть. Я думаю, может быть, нам суждено умереть здесь.

— А я думаю, что скорее всего нас спасут.

— Вы так говорите, только чтобы меня успокоить.

— Как я уже сказала, и для того, чтобы успокоить себя.

— Вы боитесь смерти?

— Я никогда раньше не думала об этом. Наверное, человек рождается с уверенностью, что будет жить вечно. Он не может себе представить мир без него самого.

— Вот это и называется эгоизмом, не так ли?

— Думаю, да.

— Таким образом, до сегодняшнего дня вам никогда не приходилось испытывать чувство страха?

— Да. Но сейчас мне страшно. Я знаю, что в любой момент земля может обвалиться и похоронить нас.

— И мы будем похоронены вместе. Это утешает вас?

— Да.

— Меня это тоже утешает. Как странно, что меня утешаете именно вы, ведь я так враждебно встретила вас, когда вы приехали в Леверсон.

— Простите меня. Мне не следовало приезжать.

— Теперь я этому рада.

Я засмеялась.

— Потому что, если бы я не приехала, то не могла бы присоединиться к вам здесь.

— Да, только лишь поэтому, — она засмеялась вместе со мной; потом добавила: — Нет, есть еще и другое. Мы сейчас в такой необычной ситуации и здесь, под землей, мы узнаем друг друга лучше, чем смогли бы это сделать в спокойной обстановке.

— Это потому, что мы сейчас лицом к лицу со смертью. Это, вероятно, сближает людей.

— Давайте еще поговорим, — сказала она.

— Я одновременно стараюсь прислушиваться. Если мы услышим, что там, наверху, кто-то есть, мы должны быть наготове, чтобы закричать, чтобы они узнали, что мы здесь.

— Да. А мы их услышим?

— Не знаю. Но думаю, да.

— Только давайте еще поговорим, потихоньку. Эта тишина невыносима.

— Вам удобно?

— У меня болит нога.

— Наверное, вы ее растянули.

— Да, но это такая мелочь, когда подумаешь, что может быть, через секунду придется умереть.

— Не надо об этом думать.

— Я стараюсь не думать. Вы нашли мой альбом с вырезками. Вы с Герти его разглядывали.

— Извините. Она позвала меня, и когда я увидела, уже не могла удержаться.

— Что вы об этом подумали?

— Подумала, что все это очень печально…

— Почему?

— Потому что благодаря этому я поняла, что вы чувствовали все эти годы.

— Я знала все ее спектакли, все, что о ней писали прессе. Я все понимала. Он был без ума от нее. И не только он один. Наверное, она была прекрасным человеком.

— Для меня она самый прекрасный человек в мире.

— И хорошая мать?

— Самая лучшая.

— Мне это кажется маловероятным. Такая женщина! Что она может понимать в воспитании детей?

— Она понимает в любви.

Опять молчание. Я услышала, что она тихонько плачет.

— Расскажите мне еще о ней.

И я рассказала. Рассказала, как приходил к нам Долли с мыслями о новом спектакле, и как они ссорились и называли друг друга обидными словами. Рассказала о всех этих переживаниях, изменениях, вносимых в последнюю минуту, о предпремьерной лихорадке.

Все было как в каком-то невероятном сне: мы сидели с леди Констанс в темной яме и разговаривали о моей маме. Но мне это помогало, так же, как и ей. И в тот момент каждую из нас переполняла благодарность другому только за то, что он здесь.

Я подумала, что если мы когда-нибудь выберемся отсюда, мы останемся друзьями. После всего этого мы уже не сможем вернуться к нашим прежним отношениям. Каждый из нас слишком раскрыл перед другим душу.

Как странно, что в этой кошмарной ситуации, из которой к нашему общему ужасу мы могли не выйти живыми, леди Констанс и я стали добрыми друзьями.

С трудом разглядев циферблат своих часов я поняла, что прошло уже два часа. Мы прислушивались, не донесется ли каких-нибудь звуков сверху, но все напрасно. Я боялась наступления ночи, потому что это означало бы, что надежды на спасение до утра не будет.

Когда Родерик вернется домой, он сразу же обнаружит наше отсутствие. Где он будет искать нас? Догадается ли он пойти к этому месту?

— Сколько мы уже здесь? — спросила леди Констанс.

— Прошло больше двух часов, как мы здесь с вами встретились.

— Я сюда попала еще раньше. Мне это время показалось вечностью. Тогда было хуже всего.

— Наверное, вы просидели до меня больше часа, я видела, как вы выходили из дома. Я знала, куда вы отправились, потому что вы раньше об этом говорили. Наверное, вы провалились вскоре после того, как вышли.

— Находиться здесь, в этой яме одной — это ужасно.

— Нам еще повезло, что мы упали на эту каменную плиту. Не знаю, что это такое. Похоже на скальный выступ. Он очень твердый. А над ним свободное пространство. Я думаю, только это нас и спасло. Что бы это могло быть?

— Конечно, сидеть на мокрой земле было бы еще хуже. Так все таки безопаснее.

— Вот об этом-то я и говорю. Нам обеим очень повезло, что мы наткнулись на этот камень.