Дочь обмана - [18]

— Так значит, вы собираетесь представить ей этот шанс. Вспомните, скольким вы уже пытались помочь. И какую благодарность за все это получали. У некоторых даже хватало нахальства еще и ругать вас за то, что вы не преподнесли им успех на блюдечке с голубой каемочкой, как они того ожидали. Когда у них что-то не получалось, они вас же в этом и обвиняли, называли завистницей. Упаси нас, Господь, от этих дрязг!

— Я считаю, у каждого должен быть свой шанс, — настаивала мама.

— Но ведь она приехала в Лондон, — вставила я. — У нее есть сила воли, целеустремленность. Вы сами не раз говорили, что в конечном счете это играет не последнюю роль.

— По крайней мере, мы могли бы посмотреть, что она умеет, — сказала мама.

— Прежде, чем заниматься благотворительностью, вспомните, что у вас занято шесть вечеров в неделю, да еще плюс к тому дневные спектакли.

— Я помню об этом, — сказала мама. — Но я твердо убеждена, что каждому должен быть дан шанс.

Она зевнула.

— Спектакль сегодня удался. Столько раз вызывали, что я думала до утра не отпустят. Приятно, когда аплодируют стоя. Кажется, что «Мауд» уже так давно на сцене.

— И еще кажется, что вам давно пора в постель, — сухо заметила Марта.

— Знаю, — ответила мама. — Завтра, наверное, не смогу подняться.

Какая она хорошая, какая добрая, подумала я. Она так заботится об этой девушке. Несмотря на сегодняшний триумф, ее первые мысли были о ней, и я знала, что мама сделает все возможное, чтобы помочь ей.

Наивысшая добродетель, подумала я, — это любовь к людям. Подчиняясь внезапному порыву, я подошла к ней и расцеловала.

Лайза Феннел пробыла у нас уже больше недели. Мама прослушала ее и пришла к выводу, что у нее очень неплохой голос и ей хватило бы нескольких уроков, чтобы исправить небольшие погрешности. Танцевала она тоже вполне прилично. Мама договорилась, что Лайза будет брать уроки у одного ее знакомого учителя пения.

Когда Дезире овладевала подобная идея, она становилась неудержимой. По словам Марты, в своей благотворительности она не знала никакой меры и нередко делала глупости, пытаясь помочь этим неудачницам. Но ведь это ее экипаж замешан во всей этой истории, настаивала мама, и она должна попытаться хоть как-то загладить эту вину перед бедной девушкой, перенесшей такой удар. Ведь ей и без того приходится трудно — нужда, неустроенность. Поэтому мама считала вполне естественным, что она берет Лайзу под свое крыло. Предполагалось, что она некоторое время поживет у нас, пока не сможет «прилично устроиться».

Ее немногочисленные пожитки были перевезены из каморки, которую она снимала. Бедность этого жилья потрясла меня не меньше, чем маму. Я вполне разделяла мамины чувства по отношению к этой девушке и так же, как она, всей душой стремилась помочь Лайзе. Нам обеим было ее ужасно жаль.

После того, как Лайза отзанималась три раза с учителем пения, мама объявила Марте и мне:

— Не понимаю, почему бы Долли не взять ее хористкой. Мне всегда казалось, что хор у нас несколько жидковат.

— Жидковат! — вскричала Марта. — О чем это вы?

— В том номере, когда девушки кладут руки на плечи друг другу и делают большой батман, они должны стоять ближе друг к другу. Некоторые дотягиваются с трудом, и это портит всю картину.

— Глупости, — отрезала Марта. — Это одна из лучших танцевальных вставок.

— Она могла бы быть еще лучше. Тебе так не кажется, Ноэль?

Я не замечала, чтобы девушкам было трудно дотягиваться, но мне пришлось согласиться с мамой.

— Да, — сказала я, — не мешало бы взять еще одну танцовщицу.

— Я поговорю с Долли, — сказала мама.

Я присутствовала при этом разговоре с Долли.

— Я не хочу, чтобы это происходило при Марте, — сказала мама. — Она, конечно, примет его сторону, а ты, Ноэль, останься. Ты — его слабость и, вообще, он уважает молодость. При тебе он не станет так кипятиться.

И я осталась.

— Долли, — сказала она. — По-моему, хор у нас жидковат.

— Жидковат? — воскликнул Долли.

— Мне так кажется.

— Это всего лишь еще одно из твоих «кажется».

— Эта девушка, — продолжала мама, — она совсем недурна. Для нее это стало бы прекрасным началом и, к тому же, экипаж был все-таки мой. Я подумала, если бы нам удалось протолкнуть ее в хор, это был бы выход для меня и именно то, что ей нужно.

— Ты полагаешь, мне больше нечего делать, кроме как проталкивать хористок в наш кордебалет только из-за того, что они бросаются под ноги твоей лошади?

— Эта девушка так несчастна. Долли, пожалуйста, выслушай меня.

— При условии, что ты не будешь говорить о проталкивании твоей протеже в мой кордебалет.

— Твой кордебалет! Кто сделал спектакль таким, каким он есть? Я.

— Не без моей помощи и еще многих других. У артистов всегда раздутое самомнение.

— Долли, ты ведь не так глуп, каким хочешь казаться. Мы могли бы себе позволить взять еще одну девушку в кордебалет. Ты сам знаешь, что могли бы.

— Нет, — твердо заявил Долли.

— Долли, я прошу тебя.

— Я это прекрасно понимаю. У тебя голова полна бредовыми идеями о помощи всем этим субъектам, которые лезут к тебе с жалостливыми историями. Вполне в твоем духе. Это уже не в первый раз. Дашь работу этой девчонке, а назавтра сотни таких же будут поджидать тебя у двери. Они пачками начнут бросаться тебе под колеса. Вся сцена будет заполнена хористками. Для солистов просто места не останется.