Дочь любимой женщины - [87]

Шрифт
Интервал

Вот примерно так ему было, когда он выходил от Аглаи Сергеевны. На душе нехорошо, да и сердце побаливало. И голова.


Они так и не сумели толком поговорить, и это ставило их обоих в какое-то странное, ложное положение. Как будто они давние и постоянные любовники, и вот он к ней зашел, они позанимались любовью, потом заснули, утром она покормила его завтраком, он быстро оделся и убежал, и она на пороге поцеловала его в щеку, и он ее в ответ, и всё. Как будто завтра или через неделю он точно так же к ней зайдет, или она к нему, и все будет приятно и необременительно. Потому что все отношения уже давно выяснены, упреки высказаны, грехи отпущены, и достигнуто полное дружеское взаимопонимание. Холодноватое, но комфортабельное. Позволяющее в нашем возрасте безболезненно предаваться безопасной страсти. Не чаще двух раз в неделю, но и не реже раза в месяц. В нашем возрасте, я же говорю…

Хотя на самом деле все было наоборот.

Последний раз они всерьез встречались двадцать пять лет назад. Им было по двадцать семь, и они точно знали, что это – последняя встреча.


«Господи, – думал Виктор Петрович, передвигаясь в утренней московской пробке. – Двадцать пять лет, четверть века, страшное дело. Даже звучит страшно – четверть века». Он вспомнил, что родился всего через пятнадцать лет после войны.

Ему всегда невозможно было заглянуть назад, за эти пятнадцать лет. Невозможно было представить себе, что он, младенец в белой импортной коляске, которую везут по дачной аллейке высокий полноватый папа в клетчатой рубашке и соломенной шляпе и стройная юная мама в легком платье и с высокой укладкой волос, – что все это происходит во время войны. Когда бомбежка и хлеб по карточкам. То есть что он родился на каких-то семнадцать лет раньше. Нет, такое невозможно. Тогда не было таких пап, таких мам и таких младенцев. Таких колясок тоже не было. Он не родился бы. Или, родившись, скоро бы умер.

А если заглянуть за двадцать пять лет? Если представить себе, что он родился не в шестьдесят первом, а в тридцать третьем? Пропасть. Коллективизация, голод, кировский поток, потом тридцать седьмой, потом война, тяжкие послевоенные годы, смерть Сталина… Пропасть времени, в которой исчезли десятки миллионов жизней, и исчез бы он, вот этот младенец в импортной коляске, вместе с папой и мамой, шляпой и ковбойкой, платьем и прической.

Следа бы не осталось.

«Но получается, – думал Виктор Петрович, намыливая руки уже у себя дома, – что время, которое отделяет мою последнюю встречу с Алей от сегодняшнего дня, – это тоже пропасть времени. Что произошло с восемьдесят седьмого по тринадцатый год? Вроде ничего, если не считать августовского путча и стрельбы по Белому дому, чеченской войны и штурма “Норд-Оста”. Не сравнишь с тридцать седьмым и сорок первым, и с пятьдесят третьим тоже. Но все равно – пропасть времени».

Он вслух засмеялся. Когда говорят «пропасть времени», то имеют в виду – много. «Ой, что ты, ничего, у меня пропасть времени!» Но вот и второе значение, оказывается, есть. Пропасть времени, в которую все проваливается.

«De profundis clamavi ad te, Domine…» – без перевода подумал образованный Виктор Петрович и пошел на кухню.

4.

Там Лена уже разогрела сковородку.

– Я вам сделаю яичницу по-бранденбургски, – сказала она. – Вот, глядите…

Она уже приготовила два ломтя белого хлеба, из которых были вырезаны серединки, и все это – хлебные рамочки и хлебные крышечки – стала обжаривать в сливочном масле. Потом разбила в эти рамочки два яйца. Положила сверху кусочки сыра. И прикрыла уже подрумяненными и намасленными кусочками хлеба. Закрыла сковороду крышкой.

– Еще две минуты, и готово, – сказала она. – Знаете, как вкусно?

– Знаю, – сказал он. – Точно такой же яичницей меня сегодня уже кормила ваша мама. Называется по-бирмингемски, вы перепутали… Но вообще-то, если дома, я на завтрак ем овсянку на воде.

– Почему вы сразу не сказали? – Лена выключила огонь под сковородкой.

– Уж вы дожарьте, пожалуйста! – сказал Виктор Петрович. – Я съем еще одну. Пока ехал, снова проголодался. Будет у меня зигзаг. А вы – вторую…

– Я вообще-то не ем такого.

– Зигзаг, я же сказал. Один раз можно.

Лена раскрыла кухонный шкаф и стала слишком громко доставать тарелки и чашки.

Виктор Петрович сморщился.

– Лучше сядьте, – сказал он. – Дайте я сам. Дальше я сам.

– Ну почему? – казалось, Лена немножко обиделась.

– Вы у меня в гостях, я за вами поухаживаю. Садитесь, садитесь.

Она уселась на табурет.

Съели яичницу, стали пить чай.

– А что у вас было с мамой? – вдруг спросила Лена.

– Вообще? – засмеялся Виктор Петрович. – Или вчера?

– Вчера, – сказала Лена. – И вообще. Вы с ней спали?

– О, Шерлок! – Виктор Петрович воздел руки кверху. – О, как я восхищен вашей проницательностью, вашей железной логикой!.. Да, я с ней спал. Лена, извините, но – вы одна такая беспардонная? Или вся молодежь нынче вот так? Может быть, вам еще рассказать, хорошо ли мне с ней было?

– А вам с ней было хорошо? – спросила она, глядя на него в упор.

– Зачем вы такие вопросы задаете? – сказал Виктор Петрович.

– Она моя мама.

– Дети не должны вмешиваться.

– Вам с ней было хорошо? – повторила Лена.


Еще от автора Денис Викторович Драгунский
Москва: место встречи

Миуссы Людмилы Улицкой и Ольги Трифоновой, Ленгоры Дмитрия Быкова, ВДНХ Дмитрия Глуховского, «тучерез» в Гнездниковском переулке Марины Москвиной, Матвеевское (оно же Ближняя дача) Александра Архангельского, Рождественка Андрея Макаревича, Ордынка Сергея Шаргунова… У каждого своя история и своя Москва, но на пересечении узких переулков и шумных проспектов так легко найти место встречи!Все тексты написаны специально для этой книги.Книга иллюстрирована московскими акварелями Алёны Дергилёвой.


Дело принципа

Денис Драгунский не раз отмечал, что его любимая форма – короткие рассказы, ну или, как компромисс, маленькая повесть. И вдруг – большой роман, да какой! Поместье на окраине Империи, юная наследница старого дворянского рода, которая своим экстравагантным поведением держит в страхе всю родню, молодые заговорщики, подброшенные деньги, револьвер под блузкой, роскошные апартаменты, дешевая квартирка на окраине, итальянский князь, русский учитель, погони, скандалы, умные разговоры – и постоянная изнурительная ложь, пронизывающая судьбы и умы Европы накануне Первой мировой войны.


Фабрика прозы: записки наладчика

«Фабрика прозы: записки наладчика» – остроумные и ироничные заметки Дениса Драгунского последних лет. Вроде бы речь о литературе и писательских секретах. Но кланяться бородатым классикам не придется. Оказывается, литература и есть сама жизнь. Сколько вокруг нее историй, любовных сюжетов, парадоксов, трагедий, уморительных эпизодов! Из всего этого она и рождается. Иногда прекрасная. Иногда нет. Как и почему – наблюдаем вместе с автором.


Автопортрет неизвестного

Денис Драгунский – прозаик, журналист, известный блогер. Автор романов «Архитектор и монах», «Дело принципа» и множества коротких рассказов. «Автопортрет неизвестного» – новый роман Дениса Драгунского. Когда-то в огромной квартире сталинского дома жил академик, потом художник, потом министр, потом его сын – ученый, начальник секретной лаборатории. Теперь эту квартиру купил крупный финансист. Его молодая жена, женщина с амбициями, решила написать роман обо всех этих людях. В сплетении судеб и событий разворачиваются таинственные истории о творчестве и шпионаже, об изменах и незаконных детях, об исчезновениях и возвращениях, и о силе художественного вымысла, который иногда побеждает реальность.


Богач и его актер

В новом романе Дениса Драгунского «Богач и его актер» герой, как в волшебной сказке, в обмен на славу и деньги отдает… себя, свою личность. Очень богатый человек решает снять грандиозный фильм, где главное действующее лицо — он сам. Условия обозначены, талантливый исполнитель выбран. Артист так глубоко погружается в судьбу миллиардера, во все перипетии его жизни, тяжелые семейные драмы, что буквально становится им, вплоть до внешнего сходства — их начинают путать. Но съемки заканчиваются, фестивальный шум утихает, и звезда-оскароносец остается тем, кем был, — бедным актером.


Жизнь после смерти. 8 + 8

В сборник вошли восемь рассказов современных китайских писателей и восемь — российских. Тема жизни после смерти раскрывается авторами в первую очередь не как переход в мир иной или рассуждения о бессмертии, а как «развернутая метафора обыденной жизни, когда тот или иной роковой поступок или бездействие приводит к смерти — духовной ли, душевной, но частичной смерти. И чем пристальней вглядываешься в мир, который открывают разные по мировоззрению, стилистике, эстетическим пристрастиям произведения, тем больше проступает очевидность переклички, сопряжения двух таких различных культур» (Ирина Барметова)


Рекомендуем почитать
Потомкам нашим не понять, что мы когда-то пережили

Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.


«Я, может быть, очень был бы рад умереть»

В основе первого романа лежит неожиданный вопрос: что же это за мир, где могильщик кончает с собой? Читатель следует за молодым рассказчиком, который хранит страшную тайну португальских колониальных войн в Африке. Молодой человек живет в португальской глубинке, такой же как везде, но теперь он может общаться с остальным миром через интернет. И он отправляется в очень личное, жестокое и комическое путешествие по невероятной с точки зрения статистики и психологии загадке Европы: уровню самоубийств в крупнейшем южном регионе Португалии, Алентежу.


Привет, офисный планктон!

«Привет, офисный планктон!» – ироничная и очень жизненная повесть о рабочих буднях сотрудников юридического отдела Корпорации «Делай то, что не делают другие!». Взаимоотношения коллег, ежедневные служебные проблемы и их решение любыми способами, смешные ситуации, невероятные совпадения, а также злоупотребление властью и закулисные интриги, – вот то, что происходит каждый день в офисных стенах, и куда автор приглашает вас заглянуть и почувствовать себя офисным клерком, проводящим большую часть жизни на работе.


Безутешная плоть

Уволившись с приевшейся работы, Тамбудзай поселилась в хостеле для молодежи, и перспективы, открывшиеся перед ней, крайне туманны. Она упорно пытается выстроить свою жизнь, однако за каждым следующим поворотом ее поджидают все новые неудачи и унижения. Что станется, когда суровая реальность возобладает над тем будущим, к которому она стремилась? Это роман о том, что бывает, когда все надежды терпят крах. Сквозь жизнь и стремления одной девушки Цици Дангарембга демонстрирует судьбу целой нации. Острая и пронзительная, эта книга об обществе, будущем и настоящих ударах судьбы. Роман, история которого началась еще в 1988 году, когда вышла первая часть этой условной трилогии, в 2020 году попал в шорт-лист Букеровской премии не просто так.


Кое-что по секрету

Люси Даймонд – автор бестселлеров Sunday Times. «Кое-что по секрету» – история о семейных тайнах, скандалах, любви и преданности. Секреты вскрываются один за другим, поэтому семье Мортимеров придется принять ряд непростых решений. Это лето навсегда изменит их жизнь. Семейная история, которая заставит вас смеяться, негодовать, сочувствовать героям. Фрэнки Карлайл едет в Йоркшир, чтобы познакомиться со своим биологическим отцом. Девушка и не подозревала, что выбрала для этого самый неудачный день – пятидесятилетний юбилей его свадьбы.


Сексуальная жизнь наших предков

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мальчик, дяденька и я

В новой книге Дениса Драгунского «Мальчик, дяденька и я» герой ностальгически погружается в свою юность. Рижское взморье – такой же участник повествования, как и персонажи, среди которых и реальные лица с очень известными фамилиями, и вымышленные. Так где же кончается фантазия и начинается реальность? Когда прошлое вновь становится настоящим? И почему мы так часто любим не тех, кто нас любит, а совсем наоборот?


Окна во двор

Мастер короткого рассказа Денис Драгунский издал уже десять книг: «Нет такого слова», «Ночник», «Архитектор и монах», «Третий роман писателя Абрикосова», «Господин с кошкой», «Взрослые люди», «Пять минут прощания» и другие.«Окна во двор» — новый сборник новелл.Рассказы Дениса Драгунского похожи на спрессованные романы или кинофильмы. Резкие повороты сюжета, динамичные диалоги, столкновения непростых характеров и внезапное озарение — так вот какие черти водятся в тихом омуте! Прочитав такой рассказ, хочется думать о героях и их судьбах, фантазировать, что с ними будет завтра или через год.


Почти родственники

Короткие динамичные новеллы Дениса Драгунского с неожиданной развязкой, парадоксальные заметки о литературе и жизни и письма, адресованные романтичным читательницам, помогут по-другому взглянуть на собственные проблемы, переоценить свои успехи и провалы и даже построить новые жизненные планы.


Обманщики

Вы умеете удивляться? Если уже разучились, новая книга Дениса Драгунского как раз для вас. В этих рассказах все как в жизни: начинается с очевидного, а заканчивается невероятным. И нам остается, смеясь, качать головой: неужели и такое бывает, причем с самыми обычными людьми? Все бывает, говорит Денис Драгунский. «Обманщики» – это собрание неожиданностей: здесь есть веселое, трагичное, парадоксальное, тайное… Нет места только снобизму и скуке.