Дочь куртизанки - [17]

— Я слушаю, госпожа…

— Толку от того, что ты слушаешь… Отвечай!

— Я уже докладывал вам, что я всем позвонил. Только у миссис Тандан нет телефона, к ней пришлось послать человека.

— И ты послал? Это наверное? Текрама послал? Кстати, чем он у тебя занят? Со вчерашнего дня будто все повымерли в доме. Да побыстрее идите. Как придете, сразу позвоните навабу в клуб, скажите, что мы переехали на Счастливую виллу. А то он вернется в Дубовый парк… О чем это я говорила? Да, пошли сразу Текрама к миссис Тандан и передай ей приглашение. Она живет где-то поблизости, у Брукхилла.

— Я знаю ее дом, госпожа, — вмешалась в разговор Нилам. — Только позавчера молодая госпожа посылала меня к ней взять свитер для образца.

— Тогда ты и зайди к ней прямо сейчас, по пути. А эти жакеты и зонтики отдай вот этому господину. — Она показала на мунши. — Что он плетется порожняком… А миссис Тандан скажи, что я прошу ее послезавтра в половине восьмого пожаловать к нам. Обязательно. Да спроси у нее об этой красильной мастерской, о которой мы говорили. Нет, не надо. Ну, иди. Я расспрошу ее сама.

— Госпожа, ведь сейчас придется растапливать печь, да и другой работы наберется, — вставил мунши. — Пусть Нилам идет с нами, а я пошлю к миссис Тандам нашего Текрама. — И он бросил на Нилам жадный взгляд.

— Пошлешь ты, жди. Он и будет ползти как черепаха. Иди, Нилам, да не задерживайся. А вы тоже двигайтесь поживее и прикажите Текраму растопить печь и все приготовить… Забыла, что я хотела сказать… Этих гостей из Ассама…

Нилам швырнула мунши зонты и остальные вещи, он согнулся под их тяжестью, прищурил глаза, а когда открыл их, Нилам уже взбиралась по склону Брукхилла.

Джавид спускался от поворота к отелю «Швейцария». Правой рукой он сдерживал на цепи огромную овчарку, рвавшую поводок, и из-под ног у него срывались вниз гравий и крупная галька, В левой руке у него была сигарета.

Нилам поправила шарф и приветствовала его.

Джавид вздрогнул, на какое-то мгновение даже растерялся. Неужели эта красавица — Нилам? Та девчонка Нилам, которая носилась по дому, у которой что-нибудь валилось из рук, раскалывалось, ломалось, разбивалось: тарелки, чашки, стаканы. Везде и все она задевала, всегда была в синяках. Та Нилам, что носила чужие обноски, то слишком просторные, то чересчур тесные, то короткие, то длинные до пят? Он не видел ее в обуви, у нее ее вовсе не было. Единственную пару красных шлепанцев она берегла на тот случай, когда приходилось сопровождать хозяйку в гости или уж на очень большие праздники. Да и причесывали ее, наверное, не чаще раза в неделю, волосы смазывали маслом похуже и косы заплетали туго, чтобы они не расплетались раньше, чем через десять дней…

А сейчас Джавид снял темные очки. Чудо! Больше ничего не скажешь. Чудо! Он преградил путь Нилам и с удовольствием ответил на ее приветствие:

— Привет и тебе, Нилам! Как поживаешь? Ваши уже переехали на Счастливую виллу? Да подожди, остановись на минутку. Куда ты мчишься?

Нилам испугалась Джавида. Она хотела только поздороваться с ним и пройти мимо. Но когда Джавид снял очки, она остановилась и отвечала ему прерывающимся от волнения голосом.

— Если вы поспешите, то догоните их… — И она снова попыталась уйти.

Овчарка Джавида рвалась на поводке и тянулась к Нилам. Джавид бросил сигарету, притянул к себе собаку, а другой рукой, чтобы защитить Нилам, обнял ее.

— Тигр, Тигр, на место! Не бойся, Нилам, он не тронет.

Нилам знала красивых, прекрасно одетых юношей из богатых семей. Но только издали. Никогда в жизни ей не представлялось случая быть с ними рядом. Ей не нравились ухаживания и заигрывания слуг, сторожей, поваров, официантов и мойщиков посуды, а тем более ухаживания этой развалины мунши. Иногда ей очень хотелось одеться так же красиво, как одеваются девушки из богатых семей, что учатся в колледжах, надушиться и пойти побродить с друзьями, сходить в кино, покататься на лодке, проехаться верхом на лошади. Ей хотелось быть рядом с красивым, хорошо одетым юношей, который курил бы дорогие сигареты, от которого исходил бы запах таких же духов, какой доносится, когда открываешь сундук с вещами хозяина. Она не хотела, чтобы от ее спутника пахло горьким дымом дешевого табака, чтобы от его рук шел неприятный запах пригорелой пищи, чтобы он пел глупые и грубые песенки и старался рассмешить ее неуклюжими остротами.

Джавид обнял ее и привлек к себе. Другая рука, в которой он держал поводок, скользнула по талии Нилам. Теперь ее грудь касалась широкой груди Джавида, и она припала к нему. Джавид склонился к ней и поцеловал.

Овчарка зарычала, рванулась в сторону и вырвала поводок.

Только тогда Джавид пришел в себя. Он тут же бросил Нилам и погнался за собакой. Он бежал вверх по склону и кричал:

— Тигр, Тигр!

Нилам не двинулась с места. Не сон ли все это — запах его одежд, аромат сигареты на его губах, еле уловимый запах духов «Вечер в Париже»? Может быть, этот поворот у отеля «Швейцария», эти спуски и подъемы каменистой извилистой дороги, вот те далекие горы, на которые приходится смотреть, высоко задрав голову, — все это сон? И эти густые, огромные и таинственные, как духи, кедры, в вершинах которых ветер насвистывает: «Нилам, Нилам, что же ты делаешь?»