Дочь Каннибала - [30]

Шрифт
Интервал

– А ты знаешь, как завязывают узел на удавке? – ни с того ни с сего бодро спросил Адриан.

– Не знаю и знать не желаю, – ответила я, не обратив особого внимания на его слова. И продолжала, обращаясь к Феликсу: – Ты прав. Я сейчас подумала об этом и поняла, что инспектор сегодня мне не звонил. И это странно.

После исчезновения Рамона Гарсия звонил каждое утро.

– Вот именно. И еще более странно, что инспектор был осведомлен о передаче выкупа. Я хочу сказать, что если бы я был на месте Гарсии и узнал бы о передаче выкупа, пусть из подслушанных телефонных разговоров, или от какого-нибудь доносчика, или другим путем, я бы немедленно позвонил, чтобы выудить у тебя дополнительную информацию, – размышлял вслух Феликс.

Пока он говорил, Адриан снял кроссовку, поставил ее, как последняя свинья, на стол и принялся вытаскивать шнурок. Внезапно мне стало ясно, что он делает, это было как озарение.

– Адриан, – сказала я сурово. – Ты что, хочешь показать нам, как делают петлю на удавке?

Он оставил кроссовку в покое.

– А тебе разве не интересно?

– Конечно, не интересно. Это уж слишком! Идиотизм какой-то.

– Ну ладно, хорошо.

Несколько смутившись, он нахмурился и стал продергивать шнурок в дырочки.

– Пупки, – с наслаждением сказал Феликс.

– Что?

– Вчерашняя твоя загадка. Которая тебе приснилась, по твоим словам. У мужчины и женщины, найденных во льду, не было пупков, и потому стало понятно, что это Адам и Ева.

– Я давно это понял, – пренебрежительно бросил Адриан. – Вовремя ты нашел ответ. Я решил ее сразу, в тот же день. Дурацкая загадка.

– Пусть дурацкая, но ведь загадал ее ты.

– Есть нечто худшее, чем просто старик. Это старик ворчливый и нахальный, – пробормотал Адриан как бы про себя.

– Что ты говоришь? – рявкнул Феликс, приставляя руку к уху. Его бесило, когда он не слышал других. – И произноси все четко, а то у тебя каша во рту!

Ссора разгоралась, когда вдруг раздался дверной звонок В доме похищенного всякий звонок пугает, и мы все трое вскочили и с трепетом направились к двери. Я прильнула к глазку и увидела шапку пепельных волос. Такой цвет и прическу не узнать невозможно. Я открыла. На пороге стояла моя мать.

– Мама, ты?! Что ты тут делаешь? – спросила я в замешательстве. Она хотела приехать в Мадрид в самом начале этой истории, но мне относительно легко удалось отговорить ее от этой затеи. Однако, как теперь понятно, полностью убедить ее я не смогла.

– Как что? Я приехала, чтобы заботиться о тебе, помогать и поддерживать.

– Но, мама, ты прекрасно заботилась обо мне, помогала и поддерживала все это время, хотя и жила на Мальорке.

– Ну что ты говоришь! Я тебе звонила-звонила, а ты не отвечала ни на один вопрос! Ты как твой отец – такая же холодная и замкнутая.

Как оказалось, это было заклинание. Стоило ей помянуть Каннибала, как – по случайному и непредвиденному совпадению, которые действительно происходят в жизни, – на лестнице, словно призрак, появился тучный, запыхавшийся мужчина с большой лысиной. Они посмотрели друг на друга в изумлении, потом опасливо поздоровались:

Странно было слышать, что они называют друг друга «папа» и «мама», хотя уже десять лет как разошлись и даже не виделись.

– Что ты тут делаешь? – спросила мать, незамедлительно беря инициативу в свои руки.

– Вот именно, что ты тут делаешь? – поторопилась вставить я.

– Как что? Я вернулся из поездки. Ты моя дочь. Я сразу же кинулся к тебе, чтобы помочь, чем смогу, – произнес Каннибал обиженно. Обращать на это внимание – пустое дело: ему лучше всего удавались роли, где требовалось изображать оскорбленное самолюбие.

Естественно, мне пришлось пригласить их в дом, сварить еще кофе и, пустив в ход все свое очарование, убедить их в том, что лучше бы им уехать.

– Я от всей души благодарна вам за то, что вы приехали, но если вы здесь останетесь, я не смогу не тревожиться за вас, мне будет еще труднее, а мне и так уже очень трудно.

– Мы не хотим, чтобы ты за нас тревожилась, мы хотим позаботиться о тебе.

Позаботиться! Нашли время. В детстве не очень-то они обо мне заботились. Родители-актеры – страшное дело. А может быть, проблема не в том, что они актеры, а в том, что они – это они. Я была уверена, что они приехали именно сейчас, а не раньше только потому, что решили провести праздники как запланировали. Мой отец Каннибал ездил в Рим. Мать встретила День волхвов со своими друзьями. А теперь они, горя желанием позаботиться обо мне в свободное время, явились оба.

В конце концов, заручившись красноречивыми уверениями Феликса и Адриана, что они не оставят меня ни на минуту, я сумела убедить их уехать. Мама отправлялась к мадридской подруге, а потом – на Мальорку, отец – к себе домой, в пригород.

– Но ты сразу же звони нам, если что-нибудь понадобится.

– Конечно, позвоню.

Мы договорились, что я как-нибудь поужинаю с ними, с каждым по отдельности, разумеется; разведенные родители не понимают, что дочерний долг их дитяти в таком случае удваивается. В конце концов часа через три мне удалось вежливо выпроводить их. Они ушли, перебраниваясь, а я была выжата как лимон.

Мне хотелось лечь в постель, засунуть голову под подушку и тихо умереть или хотя бы надолго заснуть, но Феликс с Адрианом мне не позволили. Я уже начала задаваться вопросом, как же они устраивались в жизни до того, как познакомились со мной и полностью погрузились в историю с похищением моего мужа. Сейчас на кухне они готовили спагетти. Не знаю, почему так получалось, но половину времени мы проводили сидя за кухонным столом.


Рекомендуем почитать
Не боюсь Синей Бороды

Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.


Неудачник

Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.


Избранное

Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).


Три версии нас

Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Незадолго до ностальгии

«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».