Дочь Империи - [4]

На обветренном лице Кейока промелькнуло такое выражение, словно он хотел сказать: а голова-то у тебя работает, как ни велико твое горе.

— Да, верно. Тасайо — племянник господина Джингу, властителя Минванаби, единственный сын его покойного брата. — Подтвердив таким образом догадку Мары, Кейок вернулся к прерванному повествованию:

— Варвары многократно превосходили нас числом. Наш господин понимал это — мы все понимали, — но не поступился честью. Он исполнил приказ, не задавая вопросов. Мы бросились в атаку. Полководец-наместник обещал подкрепление, чтобы усилить наш правый фланг, но его отряды так и не появились. Вместо того чтобы действовать с нами заодно, воины Минванаби стояли на своих позициях, как будто готовились к контратаке. Так приказал Тасайо. — Помолчав несколько секунд, он продолжал:

— И вот, когда нас уже теснили варвары, начавшие контратаку, из долины подошло подкрепление — часть легиона, воюющего под знаменами семей Омечкель и Чимирико. Они и понятия не имели ни о каком подлом умысле и храбро бились, чтобы вызволить нас из-под копыт варварских коней. И тогда в атаку пошли отряды Минванаби, как будто для того, чтобы сорвать контратаку. Они подоспели именно тогда, когда варвары уже отступили. Для любого, кто не присутствовал там с самого начала, все выглядело просто как неудачная стычка с неприятелем. Но воины Акомы знают, что это было предательство Минванаби.

Взглянув на Мару, застывшую с опасно прищуренными глазами и плотно сжатыми губами, Кейок снова забеспокоился, что молодая госпожа опозорит память своего отца, дав волю слезам раньше, чем допускает обычай. Но этого не произошло. Она заговорила тихо, хотя и со сдержанной яростью:

— Итак, господин из рода Минванаби улучил момент и послал моего отца на смерть, несмотря на наш союз с Партией Войны?

— Да, госпожа. Должно быть, господин Джингу, властитель Минванаби, приказал Тасайо пойти вопреки замыслам Имперского Стратега. Джингу ни перед чем не остановится. Если бы наша армия отступила с тех позиций и сдала их варварам, гнев Стратега обрушился бы на Тасайо и его ждала бы позорная смерть. Но князю Альмеко для его завоеваний нужна поддержка Минванаби, и, хотя он сердит на племянника Джингу, но держит свое возмущение при себе. Со стороны может показаться, будто ничего не потеряно. Никто не победил, но никто и не проиграл. Однако с точки зрения Игры Совета это триумф Минванаби и поражение Акомы.

Впервые в жизни Мара уловила в голосе Кейока намек на какое-то чувство. Почти с горечью он сказал:

— То, что и я, и Папевайо остались в живых… такова была воля твоего отца, госпожа. Он приказал нам держаться в стороне — вместе с этим небольшим отрядом — и возложил на нас обязанность защищать тебя, если дела пойдут… так, как они пошли. — С усилием заставив себя вернуться к обыденно-деловой мадере разговора, он добавил:

— Господин Седзу знал, что ни ему, ни твоему брату не суждено: пережить этот день.

Мара снова откинулась на подушки; комок подкатил к горлу. У нее болела голова и теснило в груди. Она сделала медленный вдох и выглянула из паланкина в другую сторону, где мерно вышагивал Папевайо с заученно-безразличным выражением лица.

— А что скажешь ты, мой отважный Вайо? Как мы ответим на это убийство, посетившее наш дом?

Папевайо задумчиво потер шрам на подбородке большим пальцем левой руки, как он обычно делал в трудную минуту.

— Как прикажешь, госпожа.

Первый сотник Акомы — или, как обычно называлась эта должность, командир авангарда — держался с виду беззаботно, но Мара чувствовала, как хотелось бы ему сейчас сжимать в руках копье и вынутый из ножен меч. Не долее мгновения позволила она себе подумать о немедленном возмездии. По одному ее слову Папевайо без колебаний напал бы на властителя Минванаби в его собственной спальне или посреди военного лагеря. И хотя воин считал бы честью для себя погибнуть при попытке покушения, Мара отбросила эту мысль. Ни Папевайо, ни кому-либо другому, носящему зеленые доспехи Акомы, не удалось бы подобраться к господину Минванаби ближе, чем на половину дневного пути. Кроме того, такую преданность следует всемерно оберегать, а не растрачивать впустую.

Теперь, когда над Кейоком не тяготело присутствие жрецов, он пристально рассматривал Мару. Его пытливый взгляд она встретила и выдержала с достоинством. Да, она понимала, что лицо у нее бледно и искажено горем, но понимала и другое: бремя ужасных вестей ее не согнуло и не раздавило. В ожидании следующего вопроса или приказания госпожи Кейок снова перевел взгляд на дорогу впереди.

Внимание, оказываемое ей мужчиной, — пусть даже старым соратником отца — заставило Мару взглянуть на себя со стороны без предвзятости и прикрас, отбросив всяческие иллюзии. Она была приятной на вид девушкой, хотя отнюдь не красавицей, особенно когда ей доводилось нахмуриться в минуты размышления или тревоги. Но улыбка могла сделать ее неотразимой — во всяком случае, так ей сказал некогда один юноша. А еще Мара была наделена неким очень привлекательным свойством — одухотворенностью, внутренней энергией; по временам она так и светилась оживлением. Она была стройна, двигалась грациозно, и не один отпрыск знатных семей, живших по соседству, засматривался на это гибкое тело. Вероятно, кто-нибудь из них сейчас окажется необходимым союзником, чтобы преградить путь приливной волне судьбы, грозящей смыть с лица земли род Акома. Сидя с полузакрытыми глазами, она думала о том, сколь устрашающая ответственность легла теперь на ее плечи. Мара понимала, что все дары женственности — красота, живость, обаяние, способность очаровывать — теперь должны быть поставлены на службу делу Акомы вместе с тем природным разумом, которым одарили ее боги. Она постаралась подавить опасения, что ее талантов недостаточно для достижения столь высокой цели… и тут перед ее внутренним взором встали лица отца и брата. Горе снова взметнулось в ней, но она сумела спрятать его в самых глубоких тайниках души. Предаваться печали придется потом.