Как бы там ни было, люди, вышедшие из леса, чтобы спасти троих путников от нападения болотных карликов, не были похожи на аргосцев. Если уж на то пошло, они ни на кого не были похожи. Во всяком случае, ни Конан, ни Туризинд не встречали подобных.
По слухам, в жилах лигурейцев текла кровь не только ахеронцев, но и киммерийцев. Таковы были последствия их переселения на север.
Но те, кого повстречали путешественники, если и имели примесь киммерийской крови, то очень небольшую. Кровь атлантов оказалась сильнее, и даже Конан не мог бы признать в чужаках свою отдаленную родню. Он хмуро смотрел на воинов и соображал, как держать себя с ними.
Туризинду было не по себе. Он стоял, не двигаясь, и ждал дальнейшего развития событий. Наемник одинаково готов был и к дружескому приему, и к жестокому обращению. С малочисленными народами, которые долгое время живут в глуши и изоляции, всегда так. Никогда нельзя предсказать заранее, как они себя поведут при встрече с чужаками.
Дертоса повела себя непонятно. Даже во время нападения болотных людей, когда она подвергалась смертельной опасности, она сохраняла самообладание. Но сейчас, когда главный риск остался позади, она побелела и, вырвавшись из хватки Конана, бросилась прочь. Связанные руки мешали ей, она споткнулась и упала лицом вниз.
Один из незнакомцев побежал к ней. Туризинда поразили его движения: он как будто летел, плавно, точно птица с широко расправленными белыми крыльями. Несколько прыжков и он уже наклонился над женщиной.
Сильные руки схватили ее, подняли, забросили на плечо. Глаза Дертосы были закрыты, как будто она боялась взглянуть на незнакомцев. Из-под опущенных ресниц девушки непрерывно текли слезы.
Незнакомец взял ее на руки и тихо произнес несколько слов. Дертоса распахнула глаза. И вдруг, простонав, обвисла на руках держащего ее человека. Она потеряла сознание.
Из огня да в полымя
Спасшие троих путешественников люди легко находили дорогу среди гибельных топей Дрогонских болот. Создавалось впечатление, будто они видят на несколько локтей вглубь земли. Они шли так, что даже ног не замочили, хотя кругом все так же пузырилась мутная болотная жижа и все так же поблескивали смертоносные озерца среди ядовито-зеленой травы.
Скоро стало суше, а спустя полколокола болото сменилось лесом. Высокие стволы уходили в небесную синь, под ногами лежал густой упругий мох, совершенно не похожий на тот, что рос на болотах. Впереди между деревьями мелькнули золотые шатры.
Туризинд молчал, не находя слов. Конан угрюмо озирался по сторонам, как будто старался запомнить дорогу. Странно, что незнакомцы – кем бы они ни были – не завязали им глаза. Вряд ли они настолько доверяют своим пленникам, которых только что спасли от болотных людей.
«Боюсь, они перережут нам горло после того, как хорошенько расспросят нас обо всем, – думал Туризинд, поглядывая на своих молчаливых спасителей. – Что ж, они в своем праве. В конце концов, нас сюда никто не звал. Мы свалились на эти болота, как снег на голову, и тотчас принялись здесь хозяйничать».
Как бы ни была справедлива эта мысль, она ни в малейшей степени не утешала. В справедливости, как заметил Туризинд, вообще редко можно было найти что-либо отрадное. Обычно она разит беспощадно, и спорить с нею – бесполезное занятие.
Дертоса уже пришла в себя, однако глаз не открывала и старалась не шевелиться. Туризинда это обстоятельство также немало заботило. Девушка оставалась твердой даже под кнутом палача.
«Конечно, она стонала и даже кричала, но кто тут останется спокойным! Туризинду доводилось видеть, как взрослые сильные мужчины рыдали точно дети, когда дело доходило до экзекуции. Но если тело Дертосы страдало, душа ее оставалось безмятежной.
Не смущалась она и потом. Когда Конан недвусмысленно высказывался по поводу ее поведения и способа зарабатывать на жизнь, она сохраняла равнодушие.
Во время нападения болотных людей она лишь один раз вскрикнула от неожиданности, когда один из первых пузырей разорвался возле нее, но затем хранила молчание.
И лишь когда их спасли, она совершенно потеряла голову. Следовательно, она знает этих… – нет, не людей, вовремя поправил себя Туризинд, – этих лигурейцев. Этих потомков атлантов и ахеронцев… И ей отлично известно, чего от них можно ожидать. Судя по ее реакции – ничего хорошего. Что ж, следует приготовиться к худшему. Туризинд сжал губы. Иногда лучше ничего не знать заранее, это помогает собрать силы в кулак».
Пленников доставили в лагерь. Среди деревьев горел большой костер, и десяток разноцветных шатров стояли кругом. Самый большой из них был золотого цвета, шелковый, расшитый яркими красными цветами. Другие были синими или красными, также с богатыми украшениями: длинные кисти свисали с опор и шевелились на ветру, многохвостые вымпелы развевались на шестах между шатрами.
Пленникам показали их место – неподалеку от костра, но в максимальном удалении от большого золотого костра, – и оставили в одиночестве. Туризинд, правда, ни на мгновение не сомневался в том, что за ними пристально следят. Но сами стражи заметны не были: они где-то скрывались.
