Дочь часовых дел мастера - [69]

Вот почему, занятая своими переживаниями, я слишком поздно поняла, что моя соседка собирается покинуть омнибус: меня вдруг потянули за руку, – оказалось, леди встала, и ее карман, а с ним и моя рука, пополз наверх. И тут же раздался крик:

– Ах ты, маленькая воровка!

К такому сценарию я готовилась много лет. Вновь и вновь я представляла себе, как это будет. Следовало изобразить невинность, притвориться, что все это какая-то ошибка, сделать большие глаза, а то и выдавить пару слезинок. Но меня застали врасплох. Я промешкала на пару секунд дольше, чем было нужно. И теперь у меня в ушах звучал голос миссис Мак, который твердил: обвинять – значит знать, на чьей стороне сила. А я рядом с этой леди, ее нарядной шляпкой, прекрасными манерами и оскорбленной невинностью – никто.

По проходу ко мне уже спешил кондуктор; джентльмен, сидевший двумя местами дальше, тоже вскочил. Оглянувшись через плечо, я увидела, что путь к задней двери относительно свободен, и побежала.

Бегала я быстро, но, на беду, поблизости оказался новоиспеченный бобби – он как раз делал обход своего участка, услышал крики и шум, увидел, как я бегу, и, подталкиваемый служебным рвением, бросился за мной в погоню.

– Стой! Воровка! – вопил он, размахивая над головой дубинкой.

Конечно, удирать от полиции мне было не впервой, но в то утро из-за тумана я оказалась слишком далеко на севере, где у меня не было друзей и некому было помочь мне в моем бегстве. Лили Миллингтон предупреждала, что в моем возрасте угодить в руки полиции – значит получить бесплатный билет в один конец до ближайшего работного дома, вот я и драпала что было сил к знакомому и безопасному Ковент-Гардену.

Сердце едва не выскакивало у меня из груди, когда я неслась по Ред-Лайон-сквер. Полицейский, конечно, отличался дородностью, но все-таки был взрослым мужчиной, с ногами длиннее моих. Хай-Холборн кишел каретами и экипажами, и я обрадовалась: проще простого затеряться между их колес и так оторваться от погони. Но, увы, когда я перебралась на другую сторону улицы и оглянулась, полицейский по-прежнему топал за мной, и его сопение раздавалось даже ближе, чем раньше.

Я нырнула в какой-то переулок и тут же поняла свою ошибку: с той стороны маячили Линкольнз-Инн-филдз, на зеленом просторе которых мне совсем некуда будет деться. Выбора не было, полицейский едва не наступал мне на пятки, когда я заметила другой проулок, совсем узкий – щель вдоль задних фасадов внушительного ряда домов, причем по одной из кирпичных стен змеилась металлическая лестница.

Меня охватила бурная радость – я решила, что все-таки скроюсь от полицейского, если мне удастся перенести погоню на крыши.

И я начала карабкаться наверх, работая ногами со всей быстротой, на какую была способна. Лестница подо мной вздрогнула и заходила ходуном, когда преследователь полез за мной, гремя по ступенькам подкованными сапожищами. Я поднималась все выше: позади остался первый ряд окон, потом второй и, наконец, третий. И тут лестница кончилась, а я очутилась на крыше, выложенной плитками шифера.

Раскинув для равновесия руки, я пошла вдоль водосточного желоба, а на границе двух домов перелезла через перегородку, разделявшую крыши, и шмыгнула за дымовые трубы. Я правильно предположила, что наверху у меня будет преимущество: полицейский, правда, не отстал совсем, но расстояние между нами слегка увеличилось.

Но все же я рано радовалась. Я уже прошла половину пути по крышам, и, когда дойду до края, деваться мне будет некуда.

И тут, едва сообразив, в какое отчаянное положение я попала, я увидела его! Окно, полуоткрытое окно мансарды. Раздумывать было некогда – я толкнула раму вверх до упора и скользнула внутрь.

Я сильно ударилась об пол, но у меня не было ни секунды на то, чтобы оценить ущерб. Ползком я забралась под широкий подоконник и замерла, прижавшись к стене. Сердце билось так громко, что казалось, полицейский найдет меня по одному этому стуку. Значит, надо унять его, чтобы услышать, когда он пройдет мимо, и только потом, зная, что опасность миновала, вылезти из укрытия и пойти домой.

Открытое окно стало для меня истинным спасением, и, запрыгивая внутрь, я совсем не думала о том, куда оно меня приведет. Но когда мое дыхание стало постепенно выравниваться, я повернула голову, осмотрелась и поняла, что попала в спальню ребенка. И это бы еще ничего: беда в том, что означенный ребенок в это самое время сидел в постели и смотрел на меня.

Такого бледного существа, как он, я не видела никогда в жизни. Примерно одного возраста со мной, он имел изнуренное, болезненное лицо, волосы цвета выгоревшей соломы почти сливались с белизной огромной перьевой подушки, на которую он опирался спиной, а тонкие, словно восковые, руки покоились на гладкой льняной простыне. Мне захотелось как-то ободрить его, и я уже открыла было рот, но поняла, что не знаю слов, которые прозвучали бы здраво в сложившихся обстоятельствах; больше того, с минуты на минуту должен был появиться полицейский, и для нас обоих было лучше не издавать ни звука.

Понимая, что моя судьба зависит сейчас от этого мальчика, я поднесла палец к губам, умоляя его молчать, и тут он заговорил: