Дочь часовых дел мастера - [50]

Он возвращается!

На стене у двери есть сигнализация – ассоциация поставила ее, когда держать смотрителя стало слишком дорого; по субботам, когда посетители уходят, механизм заводят, как часы, и этого завода хватает на неделю. И вот я жадно слежу за каждым движением Джека, который при помощи инструмента из футляра пытается обхитрить механизм. Ему это удается, он переходит к замку, с легкостью открывая его уже другим инструментом, и я невольно вспоминаю Капитана: вот на кого он точно произвел бы впечатление. Дверь распахивается, и Джек мгновенно скрывается за ней.

У меня в доме темно, а фонарь он с собой не захватил; дорогу ему освещает только луна, чей серебристый свет льется в окна. Он проходит через кухню в холл, останавливается.

А потом разворачивается и возвращается в старую пивоварню.

Мне бы очень хотелось, чтобы он остался и все увидел. Но меня обнадеживает задумчивое выражение его лица на обратном пути. Опыт подсказывает мне, что он еще вернется. Те, к кому я проявляю интерес, всегда возвращаются.

Сегодня я даю ему уйти и остаюсь в темном доме одна, слушая, как он запирает дверь с другой стороны.

Мужчина, умеющий открыть замок без ключа, приводит меня в восхищение. Да и женщина тоже, если уж на то пошло. Наверное, дело в моем воспитании; миссис Мак, которая много знала о жизни, а еще больше – о том, как обтяпывать разные делишки, часто повторяла: коли дверь заперта, стало быть есть что прятать. Правда, самой мне вскрывать замки не доводилось, – по крайней мере, это не входило в мои обязанности. Предприятие, которым заправляла миссис Мак, было устроено не просто, а залогом его преуспеяния была гибкость; выражаясь словами самой хозяйки, которые я бы высекла на ее могиле, «шкурку с кошки можно снимать по-разному».

Я была хорошей воровкой. Как и предвидела миссис Мак, все оказалось просто: люди знали, что уличные мальчишки таскают из карманов кошельки, и сразу настораживались, заметив поблизости одного или нескольких чумазых сорванцов. Но чистенькая девочка, в нарядном платьице, с сияющими медно-рыжими локонами до плеч, не вызывала ровным счетом никаких подозрений. Так что мое появление в доме миссис Мак позволило ей вывести свою предпринимательскую деятельность за границы Лестер-сквер и распространить сферу своего влияния до Мэйфера на западе и Линкольнз-Инн-филдз и Блумсбери на севере.

Радуясь такой экспансии, Капитан потирал руки и весело приговаривал:

– Вот где настоящие богачи, у которых карманы трещат от денег, – знай только выгребай.

В сценке с Заблудившейся Девочкой ничего сложного не было: от меня требовалось только стоять на виду и крутить головой с выражением тревоги и страха на лице. Слезы тоже очень шли к этой роли, но были необязательны – они отнимали много сил, к тому же их непросто было унять, если вдруг выяснялось, что на мою наживку клюнула не та рыбка, поэтому я берегла их для особых случаев. Скоро у меня выработалось чутье: я стала понимать, ради кого стоит постараться, а с кем и так сойдет.

Когда рядом со мной оказывался подходящий джентльмен – а это всегда случалось, рано или поздно – и начинал расспрашивать меня, где я живу и почему стою одна на улице, я излагала ему свою печальную историю и добавляла адрес, респектабельный, но не роскошный, чтобы не рисковать; он слушал развесив уши, потом ловил кеб и усаживал меня в него, предварительно оплатив проезд. Сунуть руку ему в карман и вытащить оттуда бумажник, пока он занимался Благородным Делом, было парой пустяков. Податель помощи ближнему обычно испытывает прилив праведного самодовольства, очень полезного в нашем деле; притупляя способность к здравому суждению, оно делает благодетеля слепым и глухим ко всему вокруг.

Однако Заблудившейся Девочке приходилось подолгу стоять на одном месте, и это было скучно, а зимой к тому же сыро, неуютно и холодно. Но я скоро сообразила, как сделать условия работы приемлемыми, не потеряв при этом в деньгах. А заодно предотвратить возникновение проблемы Благородного Джентльмена, которому вздумается проводить меня до самого «дома». Миссис Мак умела ценить изобретательность в других – она сама была настоящей, природной аферисткой, и любое новое плутовство приводило ее в восторг; к тому же она мастерски управлялась с иголкой и ниткой. Вот почему, когда я изложила ей свой план, она, не откладывая дела в долгий ящик, раздобыла где-то пару белых лайковых перчаток и принялась перешивать их для моего удобства.

Так появилась на свет Маленькая Пассажирка, тихое, незаметное существо, ведь ее задача была совсем не той, что у Заблудившейся Девочки. Если Девочка всем своим видом взывала о внимании, то Пассажирка, напротив, делала все, чтобы его избежать. Она часто путешествовала в омнибусах, где всегда занимала местечко у окна и сидела тихо как мышка, скромно сложив на коленках ручки в белых лайковых перчатках. Естественно, рядом с такой чистенькой и невинной малышкой охотно садились леди, также путешествующие в одиночестве. Но стоило такой леди ненадолго увлечься разговором с нечаянным попутчиком или созерцанием проплывающих за окном городских красот, раскрыть книжку или начать разглядывать букетик в своих руках, как настоящие руки Пассажирки, совершенно невидимые, погружались в пышные складки объемистых юбок соседки и начинали аккуратно прощупывать их в поисках кармана или сумочки. До сих пор помню это ощущение: вот моя рука оказывается между складками юбки нарядной леди, холодный, гладкий шелк обнимает ее со всех сторон, пальцы погружаются в него все глубже, кончики их раздвигают упругую материю, а в это время фальшивые руки в белых лайковых перчатках лежат у меня на коленях.