Дочь Белого меча - [83]

— Но тогда снаружи кто – не настоящий Черномор?

— Он умеет быть в нескольких телах, для него это пустяк. Потом бросает ненужное, и всё.

— Постой. Если Масани умер и Аллам… умер… наверное… и другие служки пропали – то, значит, осталась только часть его? Половина?

— Я не знаю в точности, как это происходит. Может быть, эта потеря частей для него фатальна, и они не смогут соединиться. А может, это как вода – ты разбиваешь половину кувшинов, но и из остальных можешь наполнить бочонок. Воды будет меньше, но она всё равно вода…

— Вернее, яд.

— Яд. Пусть яд. Да, яд… и мы не чувствуем его, пока его мало, но когда он в ком-то скопится…

— Я поняла. И что нам делать? Просто убить себя?

— Возможно… Понимаешь… я уверен, что собираться, сливаться — он будет во мне. Дай слово, что, если увидишь… в общем, если я вдруг начну как-то изменяться… ты же поймёшь, правда? Тогда убей меня, пожалуйста.

— А игла?

— Вот, — и в руку Ягмары легло почти горячее хрустальное яйцо. – Шкатулку я выбросил, чтобы не таскать лишнее…

Ягмара долго молчала.

— Да, — сказала она. – Я сделаю. Я хотела, чтоб мы… конечно, не так…

— Я тоже, — сказал Ний и исчез тихо, как и появился.

Ягмара на ощупь нашла в торбочке полулуницу, надела на шею. Теперь, видя всё, подобрала подходящий камень, замотала яйцо в край торбочки и почти неслышно расколотила его. Иглу воткнула в воротник. Мимолётом отметила какую-то неправильность, но поскольку к словам Ния эта неправильность отношения не имела, она не стала её выискивать – да и не успела…

Сон упал на неё, как сыч на мышонка.

Во сне поначалу всё было хорошо. Потом началась война. Это была непонятная война в какой-то жаркой стране. И на этой войне Ягмара поняла, что самое долгое – это добираться к месту схватки, куда-то скакать, идти, ползти. Сама схватка происходит неожиданно и мгновенно. Ты только успел заметить врага, а у тебя в горле уже стрела…

Она проснулась, хватая ртом воздух. Солнце всходило над дальним краем чаши, било прямо в глаза, и поэтому небо было золотым, а земля чёрной. Она потёрла место, куда попала стрела, и наткнулась на тупой конец иглы.

— Встаём! – раздался голос Акболата. – Все встаём!

Ягмара видела, как между валунами поднимаются истончённые светом силуэты. Она не узнавала никого. Она с трудом узнавала и себя, у неё были чужие ноги и руки; она хотела дотронуться до лица, но побоялась.

Всё же она встала на ноги и поняла, что это во сне она была другим человеком, а сейчас вернулась в себя. Она огляделась по сторонам, потом посмотрела туда, где спала, и поняла, что именно там лежал и умирал воин, которым она была во сне. Но он лежал не в этой долине, или в этой, но в другом времени, или в этой, но в другом месте…

И что-то ещё она знала про него, что-то важное. Она опустилась на колени и стала разрывать мох там, куда упала когда-то его левая рука. Мох был глубокий, прохладный. Под мхом она нащупала что-то небольшое и твёрдое. Она достала это, но не сразу разжала пальцы.

Кружок из пожелтевшей слоновой кости. Ягмара потёрла его о рукав, стирая сырую землю. По краям шла греческая надпись, слишком мелкая, чтобы разобрать сходу, а в середине был вырезан профиль женского лица. Ягмара положила находку в торбочку, чтобы потом рассмотреть повнимательнее, и тут же забыла о ней.

Через полчаса, прикрываясь рукой от слепящих лучей, чтобы лучше видеть тропу, она вспомнила, что маг Масани говорил, что тут никогда не бывает солнца. Она долго думала, но так и не поняла, что это значило.

Через час нашли место, где можно было остановиться надолго. Тёк чистый ручей, с трёх сторон стоял густой лес, с четвёртой был невысокий обрыв, куда ручей скатывался тонким прыгающим по отмытым камням водопадом и вливался в неширокую речку. Даже с обрыва видны были зелёные и красные камни на дне, чёрные спины и серебряные бока крупных ленивых рыб.

Быстро поставили четыре шалаша – крестом, ногами к кострищу. Овтай и Ний отправились промыслить какую-нибудь дичь, а Бекторо отвела Ягмару к обрыву, чтобы поучить её некоторым секретам ремесла. Маг Масани говорил, что здесь, в долине, совсем не работало людское волшебство, поэтому объясняла Бекторо просто словами и тут же требовала повторять уроки, не опасаясь ошибок ученицы. Заодно они проверили, действуют ли волшебные вещи, запасённые когда-то Ягмарой. Кажется, работала дудочка – на свету это было трудно понять. Не работали бубен, покрывной платок и рукавички. Сапоги-легкоступы перестали работать сразу при входе в башню, Ний носил их просто потому, что они были удобнее его прежних – которые теперь остались на одной из брошенных тележек. Ягмара попробовала сандалии, безрукавку и гребень и попыталась превратиться в Бекторо – но не получилось, Бекторо только покачала головой. Ягмара подумала, что если бы было зеркало, можно было бы попытаться ещё, но зеркала не было… Потом безрукавку и гребень попробовала использовать Бекторо и тоже постаралась стать кем-то другим, но лишь на мгновение пошла рябью, как отражение в воде, и снова сделалась прежней. Смущённо улыбнулась… Полулуница работала, это Ягмара заметила ещё ночью, а шапка была у Ния – и, по его словам, она работала, пока не начала сгущаться тьма; против той тьмы она была бессильна…