Добыча - [4]

— Да, конечно. Но давай решим все спокойно.

— Нет, Сисси, ты же только что согласилась со мной. Сказала, что надо пристать к берегу и поохотиться.

— Я просто стараюсь сохранять осторожность.

— Это из-за него, — Эпаф тычет пальцем в мою сторону. — Из-за того, что он боится приставать к берегу.

— Хватит.

— Это из-за него?

— Эпаф! Я не говорю, что нам вообще не надо приставать к берегу. Давай подождем, пока небо очистится, чтобы солнце как следует обожгло землю. Если нам надо подождать до завтра, мы подождем. От голода за один день мы не умрем, а если неосторожно выйдем на берег — вполне можем.

Эпаф поворачивается к ней спиной, буквально дымясь от гнева:

— Почему ты так быстро соглашаешься с ним? Поверить не могу, что ты на его стороне.

— Я ни на чьей стороне. Я на стороне здравого смысла. И того, что будет лучше для всех нас.

— Что будет лучше для тебя! Ты хочешь, чтобы он хорошо о тебе думал, поэтому с ним соглашаешься.

— Все, с меня хватит споров, — говорит Сисси и отходит.

Эпаф зло смотрит ей в спину, его гнев все еще не нашел выхода.

— Видишь, что ты сделал? — говорит он мне. — Думаешь, ты такой умный, да? Такой крутой парень. Посмотрите на меня, я столько лет прожил среди них. Посмотрите, как я держусь.Глядеть смешно.

Только не позволяй себя спровоцировать,внушаю я себе, отойди.

— Ты хотел стать одним из них? — шепчет Эпаф. — Тебе было стыдно, что ты такой как есть?

Я застываю.

— Я видел, как ты на нас смотришь, видел эту твою ухмылочку, — он злобно скалится на меня. — Ты смотришь на нас сверху вниз. Тебе неприятно иметь с нами дело. В глубине души ты восхищаешься ими, правда? В глубине души ты хочешь быть одним из них.

— Эпаф, перестань, — Сисси обеспокоенно смотрит на нас.

— Ты и понятия не имеешь, — сдавленно отвечаю я.

— Что-что? — переспрашивает он с глупой улыбкой.

— Ты понятия не имеешь, что они такое. Если бы понимал, никогда бы не сказал подобной глупости.

— Я понятия не имею? Правда? Что, правда? Это я понятия не имею? — он даже не пытается скрыть издевку. — Это ты у нас все знаешь. Хотя с чего бы? Ты всю жизнь провел с ними бок о бок, они всю жизнь были тебе приятелями. Ты никогда не видел, как они рвут на куски твоих родителей, отрывают руки и ноги твоей сестре или брату прямо у тебя на глазах. Ты не знаешь их так, как мы.

— Знаю куда лучше, чем ты думаешь, — я говорю тихо и спокойно, но чувствую, что через мгновение сорвусь. — Поверь мне. Нет, правда, ты-то что о них знаешь? Они для тебя были няньками. Кормили тебя, одевали, пекли тебе торты на день рожде…

Эпаф идет ко мне, выставив вперед палец, как коготь:

— Как ты…

Сисси берет его за руку:

— Хватит, Эпаф.

— Опять! — кричит он. — Почему ты так быстро встаешь на его сторону? Хватит, Эпаф, довольно, Эпаф!Кто он тебе? Почему… а, неважно! — он выдергивает руку из ее ладони. — Хочешь голодать с ним за компанию, вперед. Но если мы заболеем, ты будешь виновата, не забывай.

— Прекрати спектакль, Эпаф. — Я вижу, как тяжело она дышит.

Он молча отводит глаза и спустя секунду неожиданно кидается на меня, сшибая с ног. Мы падаем на палубу, и удар отдается гулом в досках настила.

Я слышу странный, глухой звук, как будто от нашего падения что-то под дном лодки сдвинулось. Эпаф осыпает меня проклятиями и ударами, и единственное, что я могу сделать, это как-то отбиваться, пока Сисси — с красным от злости лицом — не оттаскивает его от меня.

— У нас и так хватает проблем! — кричит она. — Мы должны бороться с ними, а не друг с другом.

Эпаф разворачивается и смотрит на берег. Он запускает пятерню в волосы и пытается отдышаться. Но мне уже не до него, я думаю о палубе подо мной. Если постучать в полуметре, то звук оказывается совсем другим.

— В чем дело? — спрашивает Дэвид.

Теперь все смотрят на меня.

Я изо всех сил стучу по палубе, и мне опять кажется, что внизу что-то двигается. Или там что-то спрятано, чтобы никто не нашел. Я начинаю догадываться, и ком встает у меня в горле.

— Джин? — говорит Сисси. — В чем дело?

Я смотрю на нее невидящим взглядом.

— Джин?

— По-моему, под днищем что-то есть, — говорю я. Теперь все смотрят на меня, почти не моргая. — И было у нас под носом все это время.

Бен озадаченно рассматривает палубу:

— Где? Я ничего не вижу.

— В единственном месте, где охотники не догадались бы и не посмели искать, — отвечаю я. — Под водой.

Нырнуть в реку — все равно что пройти сквозь зеркало. Ощущения примерно те же: холод впивается в мое тело, как тысячи осколков стекла. Легкие, кажется, съеживаются до размеров бильярдного шара, и я выныриваю, жадно хватая ртом воздух. Течение чудовищно сильное. Я обвязался поперек груди веревкой на случай — весьма вероятный, как я сейчас понимаю, — что меня подхватит течением. Успокаивает она не сильно, я тут же хватаюсь за борт лодки.

Несколько секунд я привыкаю к холоду, а потом ныряю и протискиваю пальцы между досками обшивки, чтобы удержаться на месте. Ноги сносит течением, и я чувствую себя флагом на сильном ветру. Между досками проходит свет — яркие полоски, прорезающие мутную воду. Здесь жутковато тихо, раздается только низкий печальный рокот волн, прерываемый иногда всплеском. Я осматриваюсь в поисках хоть чего-то необычного. Вот оно. Прямоугольный ящик в самой середине лодки, я осторожно подплываю к нему и обхватываю обеими руками, обнаружив надежную опору. Внизу металлическая задвижка, проржавевшая от времени. Она не подается с первого раза; и я дергаю сильнее, и внезапно весь низ ящика распахивается. Из него выпадает большой плоский камень. Он бьет меня по голове, от боли я на секунду теряю равновесие, пытаюсь схватить камень, но не успеваю. Он скатывается по моим ногам, отлетает от левой голени и скрывается в мутных водах.