Добрый мэр - [9]

— Доброе утро, Агата!

Рука Агаты непроизвольно дернулась к сердцу. Гектор. Она терпеть не могла Гектора. Дело в том, что он был вульгарно великолепен — темный, высокий и опасный. Всегда, летом и зимой, в черном плаще, полы которого метут тротуар; длинные, гладкие, прямые волосы, бледное лицо и горящие глаза, как у святого или у дьявола. Женщины, завидев его, начинали шушукаться — женщины, которых Агата хорошо знала, почтенные замужние дамы, которым следовало бы знать цену добропорядочным мужчинам с хорошей работой, а не болтать бог знает что о таком никчемном человеке, как Гектор. Поэтому Агата предпочитала испытывать к нему отвращение — будь он хоть трижды ее родственником.

Отвращение вызывало у Агаты буквально все в нем, от нечищеных ботинок до нелепых крысиных усиков. И пахло от него выпивкой и дешевыми сигаретами. Ему не помешало бы хорошенько вымыться. Агата кинула на него быстрый взгляд и возненавидела его еще больше.

— Доброе утро, Гектор. К сожалению, не могу предложить Тебе зайти — я ухожу на работу.

— Ну, это не беда, — Гектор заправил за ухо выбившуюся прядь волос, — все равно пришел-то я к Стопаку.

— Его тоже нет дома. Да и что тебе от него может быть нужно?

— Агата, ты меня удивляешь. Что за тон? Не найдется у тебя сигаретки? Хотя что это я — конечно, нет. Только не у Агаты! Ну а почему мне нужно искать какие-то предлоги и поводы, чтобы навестить моего родного кузена? Моего самого любимого во всем мире кузена? Моего драгоценного двоюродного братика?

— Так или иначе, его нет дома. Не знаю, где он сейчас, но точно знаю одно: денег у него нет, так что можешь с чистой совестью оставить своего драгоценного братика в покое!

Выпалив это, Агата пошла своей дорогой — только для этого ей пришлось протиснуться мимо Гектора, который и не подумал отойти в сторону, а остался стоять на месте, улыбаясь ей с высоты своего роста.

Она могла бы сесть на углу Александровской улицы на трамвай, идущий вдоль реки, но было еще слишком рано, так что она решила зайти в «Золотого ангела» и выпить чашечку кофе. Перейдя дорогу, она остановилась на углу у Зеленого моста и стала ждать трамвай до Замковой, нервно поглядывая в сторону своей улицы. Конечно, вот и Гектор. Он увидел ее. Смотрит прямо на нее и кривит губы. Она видела, как его ус немного поднимается с одной стороны. Какая идиотская ухмылка! Что, спрашивается, она должна означать? Смотрит на добропорядочную женщину так, будто что-то знает. А он не может ничего знать. Да и знать-то нечего!

Показался трамвай, и Агата подняла руку, чтобы он остановился. Кондуктор позвенел в свой железный звонок, и Агата осторожно поднялась по ступенькам на заднюю площадку. Когда трамвай тронулся с места, она посмотрела в заднее стекло и увидела Гектора рядом с «Тремя коронами». Это было заведение с сомнительной репутацией, где собирались любители азартных игр и драк. Субботними вечерами они проливали на тротуар вино, плевались и бранились между собой. Гектор подошел к человеку в рваном свитере. Они о чем-то заговорили, человек протянул Гектору сигарету. А тот по-прежнему смотрел на нее, пока трамвай не переехал через мост и не повернул.

Трамвай тряхнуло, Агата посмотрела вперед. Над Дотом светило солнце, люди шли на работу, и она смотрела на них, пока трамвай ехал по улицам города. Вот пара, целующаяся на прощание на трамвайной остановке, — забравшись на заднюю площадку, женщина оборачивается и машет рукой. Вот маленький мальчик в шортах, пинающий перед собой красный мяч и несущий домой утреннюю газету; за ним вприпрыжку бежит собака. Ее тявканье затихло позади, когда трамвай припустился по длинной прямой улице, ведущей к моему собору. Когда на него упала тень от купола, Агата холодно посмотрела вверх. Здесь могли бы прозвучать драматичные органные аккорды или ангельский хор — но нет. Она не почувствовала ровным счетом ничего. Ни благоговения, ни тепла. Может быть, чуть-чуть раздражения и разочарования, а так — ничего.

Лучи майского солнца просачивались сквозь юную листву и играли на известняковых плитах, которыми была вымощена улица, а среди ветвей метались силуэты птичек. Они с такой скоростью махали своими крылышками, что сложно было уловить взглядом, — и, казалось, выбивались из сил, ибо то одна, то другая вдруг складывала крылья и падала, словно крошечная бомба, вниз-вниз-вниз, а потом снова взмывала вверх. Сколько их было!

«Вот, скажем, эти птицы, — думала Агата под стук трамвайных колес. — Зачем они это делают? Какой в этом может быть смысл?» Тут она вдруг почувствовала себя очень глупой и уставилась на сумочку, аккуратно поставленную на колени. Нет никакого смысла. Просто они так устроены. Одним птицам суждено парить над океаном, раскинув широкие крылья, а другим приходится порхать с ветки на ветку и хлопать крыльями, как заводные игрушки. Какой в этом может быть смысл? Да никакого! И какой смысл взрослой женщине искать в этом смысл? Одни птицы летают так, другие этак, на деревьях распускаются листья, потом листья опадают, вот ты нужна мужчине, а вот уже и не нужна, вот рождается ребенок, а вот умирает. И все. Нет в этом никакого смысла. Никакого.