Добрый мэр - [75]

Агата отпрянула.

— Гектор, нет! Ты шутишь!

— Я все продумал. Стопак — рассудительный дядька. Я просто объясню ему ситуацию, и он поймет, что двоим нужно больше места, чем одному. Я соберу его вещи и перевезу их сюда. Тебе не понадобится с ним встречаться.

Агата спрятала лицо в кухонном полотенце. Стыд жег ее грудь, как желчь.

— Гектор, он мой муж. Ты не можешь так с ним поступить.

— Послушай, это же очень просто.

— Это не просто. Во-первых, ты потеряешь работу.

— Не потеряю.

— Потеряешь! Он не будет платить человеку, который похитил у него жену!

Гектор взял ее за руку и отвел назад за стол.

— Сядь, — сказал он. — Ты должна кое-что понять. Ты, правда, и так это знаешь, но не хочешь самой себе в этом признаться. Ты вдова, Агата. Стопак мертв. Мужчина, чьей женой ты была, мертв, и уже очень давно. Только выпивка поддерживает его существование. Он живет на пиве и водке, как вампир живет на человеческой крови, и пока у него есть пиво и водка, ему не нужно больше ничего. Я не похищал тебя. Он сам тебя выбросил. Я мог бы сходить к нему сейчас и купить тебя за бутылку водки. Твоя совесть чиста.

Но совесть ее вовсе не была чиста. Вчера она сидела за средним столиком у окна «Золотого ангела» и беззвучно признавалась Тибо в любви. Сегодня она сидит в квартире на Приканальной улице и говорит кузену своего мужа, что любит его.

— Есть еще кое-что, — сказала она. — Ты должен это знать.

— Я ничего не хочу знать. Все, что было, — прошло. Моя мама говорила мне: «Неважно, кто был первым, если ты — последний». Это самое главное. Так что я пойду к Стопаку, объясню ему, что к чему, потом мы покрасим несколько стен, а вечером ты, как обычно, вернешься домой.

— Боже мой, Гектор, я не могу! Не могу. Не могу. Позволь мне переехать сюда. Я не могу вернуться. Там соседи и госпожа Октар. Я не могу. Не могу! Но я люблю тебя. Я в самом деле тебя люблю. Я тебя люблю. Позволь мне переехать сюда. Пожалуйста!

Гектор кивнул, взял Агату за руку и поцеловал ее пальцы.

— Если ты этого хочешь, переезжай сюда. Если ты действительно этого хочешь.

Услышав это, она расцвела, улыбнулась и поцеловала его в глаза, и в нос, и в губы.

— Я люблю тебя, — сказала она. — Знаешь… Ты будешь смеяться. Не смейся! Может показаться, что это глупо, но это не глупо. Давным-давно — я вспомнила об этом, когда лежала ночью в постели, а ты храпел…

— Я не храплю.

— Нет, храпишь. — И она поцеловала его снова. — Пока ты храпел, я вспомнила, как давным-давно одна моя знакомая старушка предсказала мне судьбу, и (поцелуй) сказала, (поцелуй) что я (поцелуй) совершу путешествие по воде (поцелуй) и встречу любовь всей моей жизни (поцелуй). И когда я вчера перебежала через реку по мосту (поцелуй), я встретила тебя.

Гектор рассмеялся.

Конечно же, он рассмеялся, и, конечно же, Агата его не любила. Она любила Тибо. Она даже немножко любила Стопака — печальной, жалостливой, ностальгической любовью. Агата не любила Гектора, но она была не из тех женщин, что могут провести полдня, кувыркаясь в жаркой постели с мужчиной, которого не любят. Агата была хорошей женщиной. Другая, возможно, совершив подобное, восприняла бы все проще: как способ расслабиться, как безобидное развлечение, забаву, удовлетворение телесных потребностей — все равно что съесть бутерброд или сходить в туалет. Но у такой женщины, как Агата, при одной только мысли об этом душа сжимается в комок от жгучего стыда, как слизняк сжимается от соли. Это невозможно. Это в буквальном смысле слова немыслимо. Такая идея просто не могла сформироваться в ее голове, и потому, чтобы не сойти с ума, она схватилась, как за соломинку, за другую, равно невозможную невозможность. Она поверила, что Гектор — любовь всей ее жизни.

В этом нет ничего особо невероятного. Все мы сочиняем небылицы, чтобы помочь себе понять смысл того, что происходит с нами и вокруг нас: начиная со странного процесса в мозгу, благодаря которому мы видим мир так, как видим, хотя всем известно, что наши глаза видят его вверх ногами, и заканчивая очаровательной верой в то, что «рано или поздно все наладится»; от надежд, витающих вокруг лотерейного киоска, до стойкого убеждения, что если бы отец был со мной немного поласковее, или если бы я лучше подготовился к этому экзамену, или надел бы другой галстук на то собеседование, все сейчас было бы хорошо.

Человек обладает поразительно развитой способностью вводить самого себя в заблуждение и упорно отрицать очевидное, а также блестящим талантом видеть мир в розовом свете и не замечать того, что угрюмо маячит прямо перед глазами. И ведь это огромное благо. Именно поэтому мы сочиняем стихи. Именно поэтому мы поем песни, пишем картины и строим соборы. Именно поэтому на свет явились дорические колонны, в то время как обычные деревянные столбы справлялись с их ролью ничуть не хуже. Этот чудесный, прекрасный, мучительный дар и делает человека человеком.

~~~

Когда Агата вышла из квартиры № 15 (уже больше чем на час опаздывая на работу) и, не сгибая колен, чтобы не поскользнуться, поковыляла по снегу к трамвайной остановке на Литейной улице, она знала, что любит Гектора. Она это знала. Она была в этом уверена так же, как в том, что ее зовут Агата, что она может найти Дот на карте и приготовить вишневый кекс, не заглядывая в рецепт и не взвешивая ингредиенты. Это было нечто настолько очевидное, что и думать не о чем.