Добрый Кощей - [38]

Илья Муромец отступил и упал на одно колено. Синий свет в его глазах потух. Его сменил осмысленный взгляд.

– Ох, головушка моя… – сказал Илья Муромец.

– Сейчас ещё как дам, – сказал Толя. А у самого ноги дрожали от страха, а по спине лился пот. Словно он снова превратился в рыбу и плыл сквозь воду.

Илья Муромец обвёл стены пещеры взглядом и остановился на Толе:

– Я… я… чувствую горе… Я слышу отчаяние… Ох, что же мы наделали! Коли слышен детский плач на Руси, то большая беда пришла.

Закрыв лицо руками, Илья Муромец замер.

«Вспоминает, что они натворили, когда были околдованы Кощеем», – подумал Толя.

Он приготовился ударить и остальных богатырей. Но синее свечение исчезло и у них. Непонимающим взором они водили по Толе, по хрустальным обломкам, по Илье Муромцу, который сидел неподвижно. Только плечи его изредка вздрагивали.

– Братцы, что же это было с нами? – спросил Алёша Попович.

– Кощеевы проделки, – пробасил Добрыня Никитич. – Я так и знал, что он что-то готовил, да не успел предупредить. Эх, жаль, что нельзя убить его навсегда. А все эти иголки и зайцев никогда не найти…

– Эй, мальчик, что ты тут делаешь? – спросил Алёша Попович.

– Вообще-то, вас расколдовываю, Алёша Попович.

– Эй, юнец, для тебя я Алексей. Ишь ты, друга нашёл.

– Тихо, – сказал Илья Муромец, поднимаясь. – Если бы не этот юнец, мы бы никогда не почуяли чужую тоску и отчаяние.

– Да я-то что? – сразу оправдался Алёша Попович. – Смелый мальчик! Ревел так, что разбудил нас. Такого героя и ждала земля русская. Как тебя зовут, мальчик? Плакса-Богатырь? Ревун-Убивун? Силач Слёзкович?

Толя обиделся на насмешливый тон Алёши Поповича и не ответил.

– А-а-а, понял, как звать-величать тебя, – продолжил Алёша Попович, посмотрев на деревянный меч. – Звать тебя Нытик Деревяшко.

Даже Добрыня Никитич с недоверием посмотрел на друга:

– Ты чего злой такой? Будто не расколдовался до конца.

Илья Муромец подошёл к Толе и взял его на руки:

– Не слушай балагурство Алёшки. Так и есть – ты истинный герой Руси.

– Да, давай, покачай дитятко на ручках, чтобы не плакало, – не унимался Алёша Попович.

– Не знаю, что такое «балагурство», – сказал Толя. – Но, кажется, у Алёши дико бомбит, что его спас какой-то юнец.

Глава 36. Чудо-юдесное превращение

Вода за кормой забурлила. Образовалось что-то вроде воронки, от центра которой расходились большие волны.

– Машина, полный ход, – закричал адмирал, не вынимая трубки изо рта.

– Ах, самый полный давай! – повторило Чудо-юдо. – А то нас сейчас утянет.

Несколько рыбоградских кораблей и подводная лодка, которые сопровождали Толю в поисках Хрустальной Горы, поспешно отошли от центра воронки.

Адмирал, заложив руки за спину, крепко стоял на палубе. Он ничем не напоминал того сонного старичка, который говорил невпопад, заседая в Городском Совете.

Чудо-юдо ухватилось за перила специально выращенными для этого десятью руками.

В центре воронки показалась вершина Хрустальной Горы. Она стремительно росла, разгоняя волны. Корабли и пароход качались на огромных волнах, перепрыгивая с одной на другую.

Гора перестала расти. Её хрустальные бока блестели в свете заходящего солнца.

– Вижу, – показал трубкой адмирал.

Чудо-юдо создало себе подзорную трубу, а потом и глаз, к которой эту трубу прислонило:

– Ага, теперь и я вижу.

У подножия горы открылась большая пещера. На выходе из неё стояли три богатыря. Алёша Попович улыбался, глядя на заходящее солнце. Добрыня Никитич разминал плечи, словно готовился к схватке. Илья Муромец держал на руках мальчика.

Когда пароход подплыл к горе, Чудо-юдо первым сорвалось с палубы и устремилось к Толе:

– Я так переживало! Думало, что ты навечно остался с рыбами.

Чудо-юдо обхватило Толю всеми десятью руками и так прижало к себе, что мальчик чуть не провалился внутрь его бесформенного полупрозрачного тела.

– Царь-батюшка? – спросил Алёша Попович.

– Ах, – Чудо-юдо недоумённо дёрнулось. – Весьма польщён, но ты меня с чем-то путаешь.

– Глянь-ко, Илья, и правда он, – сказал Добрыня Никитич.

Илья Муромец приблизился к Чуду-Юду.

– Царь Берендей! Я рад, что ты не умер.

– Я тоже рад, что он не умер… – ответило Чудо-юдо.

Но Толя заметил, что внутри его бесформенного тела снова проступил тот образ бородача с весёлыми глазами, который мелькнул во время судебного заседания.

Чудо-юдо вывернулось из объятий и взлетело повыше:

– Кажется, ты, братец-богатырь, слишком долго в заточении пробыл. Чудо-юдо я обыкновенное.

– Ну, дружище, хватит притворяться, – молвил Илья Муромец, хватая Чудо-юдо ручищей. – Видать, ты всё ещё боишься, что мы под властью Кощея?

Чудо-юдо отбивалось от Ильи Муромца:

– Ай, смотри, куда хватаешь! А если бы у меня там был глаз?

Илья Муромец притянул Чудо-юдо к себе и сильно встряхнул, словно выбивал пыль из ковра:

– Давай, братец, приди-ка в себя. У нас много дел.

– Ах, я и радо было бы…

Но Илья Муромец ещё раз так встряхнул Чудо-юдо, что из него вылетела какая-то белая пыль. Существо тут же потеряло прозрачность и превратилось в того самого мужчину, которого Толя уже видел. Только глаза его были невесёлыми. В них блестели слёзы.

К этому времени все высадившиеся с кораблей рыбоградцы собрались вокруг богатырей и Толи. Адмирал, широко расставив ноги, пыхал потухшей трубкой. Обер-секретарь Синицын тайком утирал слёзы, он не верил, что богатыри живы и больше не буянят.