Добрые времена - [74]

Шрифт
Интервал

— Идем, я провожу!

Когда уже прошли к выходу, Лада вдруг звонко крикнула:

— Петька, не сачкуй! Работай!

— Какой Петька? — слегка ревниво осведомился Роман.

— Брат мой Петька. В защите у сборщиков играет. Такой лодырь, того и гляди на травку ляжет и заснет.

Она показала на крепыша, которой действительно весьма индифферентно стоял в штрафной площадке, переговариваясь с вратарем.

— Ну, я ему дома покажу! — шутливо погрозила кулаком Лада.

Потоптавшись у дверей пятиэтажной красной школы, где по вечерам размещалось вечернее отделение института, Роман неожиданно решил вернуться в редакцию. Уж очень ему показался интересным утренний разговор Холодковского с Демьяновым.

Действительно, оба еще были в редакции. Включив настольную лампу, елозили карандашами по листу ватмана и горячо спорили. Увидев вошедшего Романа, замолчали и вопросительно уставились на него.

— Ты чего забыл? — не очень дружелюбно спросил Василий Федорович.

Роман совсем смешался. Однако Демьянов все понял без слов.

— Интересуешься? Молодец! Это тебе не информашки про кино писать. Только, наверное, не поймешь ни черта, ведь ты чертежи читать не умеешь...

— Слушай, идея, — сказал Василий Федорович, обращаясь к Холодковскому. — Давай-ка пройдем на место. И нам, и ему нагляднее все станет. Кстати, с ребятами посоветуемся.

И они втроем направились в сборочный цех. Роман, хотя и работал второй месяц, самостоятельно в цехи почти не ходил, стеснялся. Ему казалось неудобным отрывать людей от дела, да и, честно говоря, он побаивался грохочущих непонятных машин. Демьянов несколько раз обещал в качестве гида провести его по всей технологической цепочке, но все никак не мог выбрать времени.

Сейчас они шли не торопясь по широкой аллее. За деревьями высились почерневшие от времени и машинной гари громады остекленных корпусов.

— Здесь литейные цехи, — тоном экскурсовода говорил Демьянов. — Их всего четыре — крупного литья, мелкого, стального и точного.

Роман вежливо кивал, хотя не совсем понимал, зачем так много.

— Вот здесь у нас кузница, дальше штамповочный, это где твой дружок работает, — продолжал Демьянов. — Там вот четырехэтажный корпус — механообработка. А вот и сборочные. Их у нас тоже четыре, в зависимости от типоразмеров. Ты же слышал, у нас почти пятьдесят классов станков — от малюсеньких до громил, почти с дом.

— Пойдем в главный сборочный, — произнес Холодковский, до этого хранивший пренебрежительное молчание. Он не понимал, как такой взрослый молодой человек с высшим образованием ничего не смыслит в производстве.

— Если уж ставить конвейер, то только там, — согласился Демьянов.

Они вошли в огромное здание, где вполне могли бы разместиться два футбольных поля. Вверху по рельсам двигались кабины кранов. Люди, сгрудившиеся то там то сям у станков, казались карликами.

Холодковский подошел к окошечку, где было написано: «Табельная».

— Во вторую смену чья бригада работает? — спросил он.

— Крутова, — ответила явно скучавшая девушка и обрадованно добавила: — Идемте, я вас к нему провожу.

Проходя мимо Романа, она даже не взглянула на него, по явно зарделась, что не осталось без внимания со стороны Демьянова, насмешливо ткнувшего его локтем в бок.

«Ну вот, завтра на весь день в редакции разговоров хватит», — беззлобно усмехнулся про себя Роман и переспросил Демьянова:

— Еще один Крутов?

— Да, их три брата и сестра. Ну, сестру ты, положим, хорошо знаешь. А это старший — Андрей. Голова золотая, а руки...

— Крутов! Андрей! Ты где? — услышали они впереди задорный голос табельщицы. — Тебя «Пимен в обозе» ищет.

Откуда-то из-под станины выбрался человек и, привычно ухватив ветошь, начал вытирать руки. Роман пристально посмотрел на него. Скуластый и одновременно узколицый, Андрей не походил на круглолицую Ладу. Разве что ярко-голубые глаза были столь же доброжелательны, в глубине их таились такие же веселые чертики.

— Молодежь языкастая пошла! — сердито пробормотал приближающийся Холодковский. — Конечно, будешь тут в обозе...

Пока Андрей здоровался с Демьяновым и знакомился с Романом, Холодковский как вкопанный стоял перед Андреем, уставившись на его испачканные в масле руки.

— Что, тяжело?

— А то! — усмехнулся Андрей. — Весь день на корточках провозишься, к вечеру не разогнешься. У сборщиков радикулит вроде медали за выслугу лет.

— Сколько человек в вашей бригаде? — спросил Холодковский, не столько обернувшись к нему, сколько к представителям прессы.

— Не знаешь, что ли? Семнадцать. Как и в других.

— И за сколько времени вы станок собираете?

— Смотря какой, — не понимая настырного любопытства Холодковского, ответил Крутов.

— Ну, в среднем?

— За неделю, пожалуй. Да что ты привязался с элементарными вопросами? — начал сердиться Андрей. — Мне, между прочим, работать надо.

— Постой, ишь, торопыга, — заметил Холодковский. — Идея у меня тут возникла.

— Идея? А ну, давай! — воскликнул Крутов.

— Загорелся, — рассмеялся Демьянов и сказал Роману, что Крутов с Холодковским съели не один пуд изобретательской соли.

— А за смену ваша бригада может станок собрать? Или, скажем, часа за три, а? — продолжал задавать наивные вопросы изобретатель.


Еще от автора Дмитрий Валентинович Евдокимов
За давностью лет

В книгу московского прозаика Дмитрия Евдокимова пошли повести, написанные в жанре исторического детектива, «За давностью лет», «Шуйский против Шуйского», «Похождение российского Картуша». Все произведения объединены главными действующими лицами.Герои, молодые люди, только что закончившие школу, с помощью своего бывшего учителя ведут увлекательный исторический поиск, пытаясь разгадать загадки прошлого.


1612 год

Над историческим романом «1612 год» современный писатель Д. Евдокимов работал почти полвека, начав собирать материалы о «Смутном времени» ещё на студенческой скамье. Много лет автор искал в летописях, в переписке и воспоминаниях современников бесценные крупицы жизни тех лет, чтобы воссоздать образ великого деятеля России, замечательного полководца Дмитрия Пожарского и его боевых соратников.


Воевода

Исторический роман современного писателя Дмитрия Евдокимова рассказывает о жизненном пути князя Д. М. Пожарского, «освободителя Русской земли».


Ищите нас в космосе

Фантастическая повесть из журнала «Юный техник» №№ 4–7, 1980.


Рекомендуем почитать
Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.


Наташа и другие рассказы

«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.