Добрые времена - [29]

Слава богу, целы! Уселись на подводу, и Машка резвой рысцой покатила их по дороге.

— Ездили на тройке с бубенцами! — затянул заметно повеселевший Стас.

Было уже около двенадцати, когда добрались до деревни. Стас толкнул задремавшего Михаила.

— Где фельдшер живет, показывай. Ты же у него был.

— Не у него вовсе, а у нее, — входя в роль капризного больного, ответил Михаил. — Вон, по-моему, в том доме.

На стук вышла пожилая женщина в платке.

— Что случилось, мальчики?

— Пострадавшего в аварии привезли.

— Несите его сюда.

В большой комнате стоял топчан, обитый дерматином.

— Кладите. Ушиб? Перелом? О, да вы и шину наложили! Молодцы! Так, посмотрим.

Фельдшер вдумчиво осмотрела распухшую Мишкину ногу.

— Рентгена у нас здесь нет. Придется вести в центральную усадьбу. Впрочем... Сдается мне, что это все-таки вывих. Подержите его за руки.

Раздался истошный Мишкин крик. Он даже потерял на какое-то время сознание.

— Молодежь слабонервная пошла, — ворчливо и в то же время с облегчением сказала фельдшерица. — Коленочка на место встала, так что до свадьбы заживет.

Поглядев на побледневшее лицо мученика, она сказала:

— Ладно! Я сейчас.

Вышла в другую комнату, тут же вернулась с пузырьком и мензуркой.

— Валерьянка? — спросил Стас.

— Спирт, — хмыкнула фельдшерица.

— Это я люблю, — оживился Михаил. — Бывало в экспедиции...

— Пей, пей! Не рассусоливай.

Михаил храбро глотнул и задохнулся. Он покраснел, из глаз брызнули слезы.

— Эх ты, питок! — ласково сказала фельдшерица. — Давай-ка я тебе ногу потуже забинтую.

Когда наконец подъехали к конторе, никто не спал. Все высыпали на двор, закидали вопросами. Натэллочка бросилась к Михаилу.

— Фи, да он пьян!

— В лечебных целях! Натэллочка, я тебя люблю. Дай поцелую!

Разбушевавшегося больного еле упихали в постель. Он вдруг расчувствовался:

— Стас, Ромка, Светик! Вы — настоящие друзья. На всю жизнь.

Потом вдруг совсем трезво сказал:

— Годы пройдут, многое забудется, а эта ночь — никогда. — И могуче захрапел.

* * *

— Ром, сколько мы вчера машин погрузили? — спросил Стас после утренней летучки.

— Шестнадцать.

— Вот и мне кажется, что шестнадцать. А Кузьмич отметил только пятнадцать.

— Ну как же! — загорячился Ромка. — Из-за этой шестнадцатой мы задержались и потому Мишка ногу вывихнул!

— Странная история, — задумчиво сказал Стас. — Выходит, одна машина пропала? Мы грузили шестнадцать, а на ток пришли пятнадцать.

— Может, сломалась по дороге? Хотя, когда мы ехали, обязательно заметили бы.

— Ну, ладно, потом разберемся. Пошли работать.

Весь день эта история не давала Ромке покоя. Сначала он спросил Светика, тот подтвердил, что шестнадцать. Потом, когда пришли обедать, заскочил на кухню. У плиты, картинно положив перебинтованную ногу на табуретку, сидел Михаил. Ввиду инвалидности он был оставлен помогать Василию на кухне.

Но, конечно, получилось все наоборот. Василий топил печь, бегал за водой, чистил картошку. Себе Михаил определил только ту часть работы, которая заключалась в пробовании блюд и давании полезных советов. Вот и сейчас он командовал зычным голосом:

— Кому говорю, перчику подсыпь! И про лавровый лист не забудь.

— Коку Сильверу — наш флибустьерский! — сделав под козырек, проорал Ромка.

— Ха-ха, здорово! — согласился Михаил. — Он ведь тоже одноногий был. Ему еще прозвище какое-то смешное пираты дали...

— Окорок, — услужливо подсказал Василий.

— Это что, намек? — помрачнел Михаил. — Не пойдет. Сыпь перцу, кому сказал!

И, оборотясь к Ромке, прокомментировал:

— Я нам такую картошечку тушеную на ужин сварганю. Пальчики оближете.

— Ты считать умеешь?

— По арифметике всегда круглым отличником был.

— Сколько вчера машин мы погрузили?

— Шестнадцать. А что?

— Да вот что-то не получается. На ток пришло пятнадцать.

— Давай рассуждать логически!

— Ну?

— Было четыре машины, так?

— Так.

— Каждый водитель сделал по четыре рейса, так?

— Точно! — восхитился Ромка. — Мишка, ты голова.

— Палец в рот не клади, — съехидничал Василий, которому командирский Мишкин тон надоел.

Вечером, когда Кузьмич приехал на ток закрывать наряды, Ромка с таинственным видом отозвал его в сторону.

— Вчера машины, которые с нами работали, по сколько рейсов сделали?

— Сейчас скажу. — Кузьмич достал блокнотик. — Так. Три по четыре, а один — три.

— Которая?

— Восемьдесят два — четырнадцать.

— Кто на ней водитель?

— Сергей Крутов. Я тоже удивился. Такой лихой парень, а отстал от других. Говорит — поломка какая-то.

— Подожди, какой он из себя, этот Крутов? Чернявый, с фиксой?

— Он.

— Так вот что я скажу тебе, Кузьмич. Грузили мы ему машину. Он, правда, с запозданием приехал, когда стемнело. Мы и заспешили, потому и ковырнулись.

— Ты понимаешь, парень, что ты говоришь? — стал серьезным Кузьмич. — Значит, по-твоему, он целую машину куда-то налево пустил?

— Я не знаю, — пожал плечами Ромка. — А что грузили, это точно. Правда, Стас? — ища подтверждения, обратился он к подошедшему командиру.

— Правда, — подтвердил тот.

— Во сколько это было?

— Около девяти вечера.

— Странно, — задумчиво сказал Кузьмич. — Дело в том, что в путевке отмечено время прибытия его в отделение.

— Ну, и сколько?

— Двадцать один ноль-ноль.