Добрые слуги дьявола - [14]

— А что это такое? — осмелился вмешаться Мартин, никогда не слышавший этого слова. Девицы одновременно открыли свои бутылочки, как будто их бросило в жар от столь глупого вопроса.

— Да на какой планете ты живешь, парень? Ты что, даже в кино не ходишь? Serendipity буквально означает «способность находить или добиваться желаемого неожиданным и счастливым образом». Однако слишком продолжительное феноменальное везение, называемое аристотикией и включающее в себя, разумеется, и serendipity, представляет собой нечто куда более удивительное. В некоторой степени все мы когда-либо переживали такие периоды: в одно прекрасное утро ты просыпаешься, и, черт знает почему, звезды выстраиваются так, что, за какое дело бы ты ни взялся, все получается великолепно. Все настолько невероятно, что ты сам в это не можешь поверить.

— Внезапно, — вставила Кар, — все приметы, все совпадения начинают тебе подыгрывать. «Черт возьми, — говоришь ты, — да ведь я как раз об этом подумал» (какую-нибудь глупость — чтобы позвонила такая-то или появилось такси, когда идет дождь), и… это происходит. Судьба начинает осыпать тебя своими милостями с той же настойчивостью, с какой насылает невзгоды в пору невезения. Возможно, одна удача, как говорят, ведет за собой другую, однако факт: в период везения происходят самые невероятные вещи. Это загадка — столь же чудесная, сколько и подозрительная.

— Да, да, парень, ведь даже уроды делаются красавцами! — добавила Кар. — И даже не то чтобы делаются, а просто перерождаются.

— И на тебя сваливаются деньги, когда их не ждешь… — вставила Ро.

— И внезапно люди начинают думать, что ты действительно смышленый парень, и они не просто думают так, но (как и в случае с красотой) ты и в самом деле таким становишься, потому что нейроны чувствуют благоприятную волну и делаются умными.

— Уж поверь мне, все именно так и происходит, — продолжала объяснять Мартину другая девица, окутанная сигаретным дымом, словно чадом из преисподней, — это огромная сила; поэтому любимцы фортуны становятся законченными невротиками и покорно позволяют судьбе нести себя от одной удачи к другой, а это порождает тревогу, парень, запутывает человека в зловещий клубок.

— Ну да, конечно… и я бы не отказался запутаться в таком клубке, — сказал Мартин и опять убедился, что его никто не слушает, — девицы, не обращая внимания на его слова, перешли к другому пункту.

— А теперь… — сказала Кар, подняв указательный палец правой руки, тогда как Ро, зеркально повторяя ее движения, подняла указательный палец левой, — теперь внимание, мы подошли к самому главному: вы, простые смертные, не можете даже представить, какова плата за все это. За везение платят собственной кровью, поверь мне. Ты даже не можешь вообразить, что это такое: чем лучше у тебя идут дела, тем больше страха. Когда мечты сбываются и ты наконец оказываешься там, наверху, рядом с богами, тебе внезапно открывается, что все баловни судьбы живут в постоянном страхе оступиться и свалиться с Олимпа.

На это Мартин мог бы много чего возразить. Например, что он был бы не прочь иметь проблемы этих счастливчиков. Он мог бы сказать девицам, что они могут не утруждать себя рассказами о грустной судьбе таких любимцев богов, как Мэрилин, Элвис или Курт Кобейн, которые, пресытившись везением, сами рубили сук, на котором сидели. Мартин мог бы добавить, чтобы они перестали повторять, что богатые тоже плачут: он слышал эту песню тысячу раз, и для такого неудачника, как он, она была плохим утешением. Однако он предпочел ничего не говорить, чтобы услышать, каков будет следующий аргумент хозяек «Гуадиана Феникс филмз», и ограничился лишь следующим замечанием:

— Да ладно вам заливать, ведь стоит только посмотреть на кого-нибудь из этих типов в журналах, чтобы увидеть, какой звездой он себя чувствует и как он доволен собой.

— Доволен собой и трясется от ужаса, парень, — зеркально подняли обе указательные пальцы. — Олимп — это тебе не санаторий. — И девицы, то и дело сменяя друг друга, продолжили излагать ему свои доводы, как будто они открыли новое заразительное проклятие:

— Так вот, находиться на высоте до такой степени страшно, что все — кто в большей, кто в меньшей степени — в конце концов делаются ужасно суеверными. Они постоянно думают, что удача отвернется от них, и начинают верить во всякие глупости, боясь, что везение улетучится, как только они сделают неверный шаг. И когда мы говорим «неверный шаг», — подчеркнули девицы (они действительно говорили дуэтом, то и дело жадно потягивая воду из бутылок, и невозможно было отличить одну от другой в клубах окутывавшего их сигаретного дыма), — мы имеем в виду не ошибку в карьере, а «несчастливую» плитку мостовой на улице: «Если я наступлю на щель, мне не позвонят от “Уорнер”», или «Черт возьми, трещина на асфальте, теперь уж точно я пролетел с контрактом на пять миллионов долларов». Да, да, смейся-смейся, парень, у обычных людей глаза бы на лоб полезли, если бы они узнали, что делают те, кого они считают баловнями судьбы, чтобы чувствовать себя уверенными. Тот, кто не хранит в кармане каштан на удачу, носит с собой парочку ржавых гвоздей, полученных от колдуньи в лунную ночь, и держится за них, как ты — за свою любимую, а мы — друг за друга. Ведь всем им нужно чем-то успокаивать страх того, что однажды некто предъявит им счет за все. И этим некто станешь ты, дорогой падший ангел, тип с атташе-кейсом, явившийся получить по счетам.