Доброй смерти всем вам… - [31]

Впрочем, самые утончённые из них пристрастились уже не к веселью, но к окончательной разделке с бедами Вселенной путём принятия в ноздрю снежного порошка, серебряной пыли, кристаллов счастья, антрацита, кикера, кокса, марафета, мела, муры, кошки, нюры, белой феи — в общем, кокаина. Моя аптека была не очень причастна к такого рода словотворчеству — шеф уже разочаровался в эффективности сего лекарства, которое казалось ему слишком светским, что ли. Уж лучше по старинке лауданум накапывать от нервов или глотать опиум в таблетках от желудка.

Мужская мода была осчастливлена гламурным украшением в виде плоской, прильнувшей к телу фляжки со спиртным, без чего стало неудобным приглашать даму на танцы под джазовую музыку, и тугого пакетика с белой приправой к напитку.

Сами дамы, ранее пристрастившиеся, в зависимости от социального положения, к пиву или «Вдове Клико», спивались и «снюхивались» теперь ещё и стремительней мужчин. Стойкость последних отчасти объяснялась тем, что они куда легче отыскивали себе более активные утехи. Например, шли в контрабандисты, налётчики и гангстеры, реже — в сыщики, ещё реже — в актеры звукового кино, которые играли бутлегеров, мафиози, медвежатников и полисменов. Впрочем, верная Бонни всегда могла поддержать Клайда в его непосильной борьбе с коррумпированными банками или стать подружкой юного Аль Капоне, звезда которого только поднималась в зенит славы на приливной волне прохибишна, то есть Великого Алкогольного Запрета. Этот хитрый юный итальянец был, пожалуй, первым, кто использовал богатейшие возможности делать бешеные деньги на таких преступлениях, где не было жертв.

Коренным образом подковалась политика. Начался разврат Кубы, которая стала излюбленным местом горячительных паломничеств из-за на редкость удачного местоположения — по ту сторону запретительной линии. Народ там во всех смыслах отрывался от континента и его проблем. Торговля спиртным и его сухими заменителями, игорной удачей и ласковым женским теплом в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году довела остров до безобразия, носящего имя «барбудос».

И, наконец, на пике — или там высокогорном плато — безалкогольного процветания и повышенной рождаемости настал большой-пребольшой, белый-пребелый американский пушной зверь. Великая Депрессия тысяча девятьсот двадцать девятого.

29 октября 1929 года. Черный Вторник на фондовой бирже. День, когда все нью-йоркские дельцы стояли в окнах своих высотных контор и раздумывали, не упасть ли оттуда наряду с курсом своих акций. Вечер, который превратил народ горделивых собственников в племя неприкаянных бродяг.

Мы, дирги, мало пострадали от этого: нам не нужно было так много питаться. Пострадал лишь наш дом, который стал форменным приютом странников. Правда, терять этой развалине было особенно нечего — в тридцатые годы нам все равно пришлось бы его покинуть.

Нет, мы не брали ни с кого из этих людей нашей традиционной дани — даже предлагаемой добровольно. Моим мужчинам хватало самоубийц, желающих уйти не таким традиционным способом, как большинство народа. Подсчитано, что количество суицидов повысилось с четырнадцати всего лишь до семнадцати случаев на сто тысяч жителей: по-видимому, в этом снова была наша заслуга, не знаю точно. Голода я не испытывала — со мной щедро делились все родичи, кроме Хьяра и Трюггви, которые зациклились друг на друге. А в остальном — куда больше статистики меня увлекала репродуктивная медицина, и интерес к ней рос от года к году.

За бурными событиями этих лет как-то забылось, что мне не дали возможности пройти инициацию по всем правилам. Зачёлся тот ритуальный обмен кровью, что произошёл у нас с маман Эти и, по всей видимости, укоротил её горькие дни на неделю-другую, а то и на месяц.

В чём была неявная суть дела? Возможность родить маленького дирга связана не только с человеческим генным материалом. Когда дирги обмениваются ихором во время полового акта или просто чтобы выказать дружеское расположение, это также является неким подспорьем делу продолжения рода.

А теперь представьте, когда, как и с какой вероятностью сие происходит. Если соединяются наши мужчины, кровь получают они оба. Это если и не срабатывает сразу (а не срабатывает так почти никогда), то вносит немалую лепту в будущее семьи. В союзе мужчины и женщины подобное излияние его в неё практически бесполезно, но теоретически может поднять древнюю волну и выявить прежний геном. (Этим бредит теперь моя Синдри.) Что до женщин — акт взаимной передачи ихора «изо рта в рот» с прикусыванием своего языка скорее символичен. Это, простите, для любителей небольшого мазохизма и не может привести к зачатию ребёнка даже в самых дерзких мечтах.

А я понимаете ли, мечтала о дитяти.

Вернёмся к нашим стриженым баранам. Застой в американских делах тянулся до тридцать третьего года, когда сухой закон благополучно потонул в водах общественного мнения. Самый последний, уже мизерный удар нанёс ему новый президент, Рузвельт Второй, на одной из официальных вечеринок пошутив: «А теперь неплохо бы выпить пива». После этого жажду проявила вся страна. В горячительных цехах сразу появились рабочие места, деньги зашевелились и начали выбираться из карманов, касс и сейфов, где чуть было не умерли от бездействия, и тотчас же начали резво плодиться. Как пошутил один прославленный экономист по фамилии Мизес: «Государство — это единственный институт, который может взять ценный материал — например, бумагу — и при помощи типографской краски сделать его никуда не годным».