Доброй ночи, любовь моя - [9]
Флора терпеливо слушала. Она все время была рядом, слушала, пыталась утешить просто своим присутствием, не навязываясь, не давая слишком много советов.
В первый год ему помогала служанка, которая следила и за домом, и за малышкой. Пару раз он порывался продать дом, но жена была похоронена на кладбище в Хэссельбю, а он ходил на могилу несколько раз в неделю.
– Как ты думаешь, хотела бы она, чтобы я дом продал? – спросил он Флору. – Она так любила этот дом, из-за нее мы его и купили.
С прислугой складывалось нелегко: он не мог никого уговорить остаться надолго. Может, дом слишком близко к берегу? Может, они чувствовали себя слишком на отшибе?
Мысль, что это могло быть связано с девочкой, ни разу не возникла в его бедном, затуманенном мозгу.
Глава 5
Деревья проступали из тумана, темнели, обретали силуэты. Утро. Жюстина проспала всю ночь, сидя в кресле, ей хотелось пить, лопатки сводило от напряжения.
Так же, как и там. Но все же не так.
Там, в дальнем краю.
Ей до сих пор вспоминалась легкость, пронизавшая ее, когда она наконец различила очертания. Плотная тропическая темнота задвигалась, начала отступать, она лежала, широко раскрыв глаза, наблюдала. Как все постепенно возвращается: стволы, листья, как они врастают в день, принимают форму. И легкость разлилась по телу. Она пролежала без сна всю ночь. И сейчас, когда остальные зашевелились в своих спальниках, провалилась в короткий сон.
Жюстина спустилась по лестнице, держась за перила, словно уставшая старуха. Да, словно Флора, которая именно так переползала с этажа на этаж, до того как отправилась в больницу. Добровольно она бы никогда не согласилась. Но после удара у нее уже не осталось никаких сил.
Кухня внизу лежала в сумерках. Жюстина включила плиту и поставила чайник. Платье было как жеваное, должно быть, она вспотела во сне. Она и не заметила, как опустилась ночь.
Может, именно так и умирают?
Прислонившись к стене, она неторопливо пила чай. Напряженно вслушивалась. На нее вдруг накатила тоска по голосу, захотелось услышать слово. Чтобы рядом был кто-то помимо тишины. Она позвала птицу. Та сидела на своей ветке и спала, головка набок, клюв зарыт в серые перья. Птица не пришла. И не ответила. Сидела где-то в тишине, размышляла о происхождении птичьего рода.
Дом был словно замурован в тишину, прохладную, плотную, точно изоляция. Тишина жила в камнях, в фундаменте, в стенах, даже солнечный жар августовского дня был пропитан ледяной тишиной.
Там. В джунглях. Там не существовало тишины. Все вокруг было живое, ползало, пищало и текло. Шорох из слоя листьев под ногами, где постоянно шел процесс, где что-то похрустывало, сочилось, гнило, где трудились миллионы крошечных жующих, ненасытных челюстей. А еще странные крики, и шелест ливня, и вой, словно звук пилы.
Однажды она спросила Натана:
– Они что, в этих джунглях бензопилами орудуют, истребляя лес?
Он не ответил, и она вынуждена была повторить вопрос. Только тогда он повернулся к ней, и глаза у него были странные, они стали такими с тех про, как в Куала-Лумпур к их группе присоединилась Мартина.
Еще было какое-то насекомое. Оно издавало скрежет, проникающий Жюстине прямо в костный мозг, от этого скрежета ее окатывало холодом даже в зной.
Мартина... Она тоже была насекомым. Так и нужно думать о Мартине. Насекомое, которое давят каблуком. Насекомые, вроде этой Мартины, не заслуживают лучшего. Так ей следует думать про Мартину. Только так.
Она сама была как дом. Сложена из тишины, огорожена стеной.
Будто слова требовали времени, чтобы родиться, пробиться сквозь нее наружу.
И люди от этого уставали.
Ни у кого не хватает терпения дождаться от нее хоть слова.
Некоторые считали это признаком застенчивости. Другие – наглости. Именно так, «наглая», учительница описывала ее уже через несколько недель после поступления в школу. Утром, когда она вспомнила об этом, на нее накатила тошнота, она присела на корточки, опустив голову между колен.
Флора стояла на половике, ровно посередине полосы бежевого цвета, нет, скорее цвета «изабелла», именно там стояла теперь Флора, и ее тяжелые, накрашенные коричневым веки поднимались точно маленькие ставни.
– Встань, Жюстина!
Нет. Она опускалась все ниже, врастала в половик. Флора была в сапогах, в своих парадных сапогах на шпильке. Снизу она ясно видела эти каблуки и листок, нанизанный на один из них.
Флорина рука касается ее макушки, сначала легко, словно предлагая примирение. Потом пальцы скрючиваются, кожа у корней вспыхивает болью, ее тянут за волосы, аааа...
– Значит, ты все-таки можешь открыть рот?
Как маятник, взад-вперед, слышно, как рвутся короткие, ломкие волоски.
Флора поставила ее на пол, холодный. Жюстина была прямо из постели – выбралась из нее, когда внизу хлопнула дверь. И по лестнице спустилась как была – в одной ночной рубашке.
– Знаешь, что мне вчера вечером учительница сказала? Знаешь? Учительница назвала тебя наглой. Наглой и дерзкой. Мне пришлось сказать, мол, сожалею, фрекен Мессер, очень сожалею. Так оно и есть.
– Неправда, неправда, просто она меня ненавидит!
– Не надо громких слов, Жюстина, никто тебя не ненавидит. Это называется воспитанием, а воспитание – обязанность учителя по закону о школьном образовании. Она должна воспитывать учеников.
Роза всегда была одиночкой. Она и не мечтала встретить мужчину, с которым бы нашла свое счастье, – и не сетовала на судьбу. И та воздала ей за терпение: в нее влюбился Титус, красивый, сильный, уверенный. Брак у них получился на загляденье – без конфликтов, ссор, гармоничный и по-настоящему счастливый. Но спустя пятнадцать лет Титус встретил Ингрид – вовсе не красавицу, обычную женщину средних лет – и снова влюбился без памяти. И опять у него сложился счастливый брак Минули годы, Роза снова научилась жить одна, ей даже стала нравиться уединенная жизнь в доме на берегу лесного озера.
Жюстина Дальвик всю жизнь борется с одолевающими ее демонами, но порой демоны одерживают верх. Шесть лет минуло с тех пор, как Жюстина поддалась искушениям и сумела избежать расплаты. Жизнь ее вошла в тихое русло, и Жюстина наслаждается покоем и любовью, которые дались ей такой ценой, но прошлое не отпускает, являясь в ночных кошмарах, заставляя вновь и вновь вспоминать случившееся, вспоминать свою бесследно исчезнувшую подругу Берит. Все эти годы родные и друзья Берит продолжали искать ее, и теперь поиски вновь привели к мрачному и таинственному дому Жюстины, который охраняет огромная птица.
В графстве Хэмптоншир, Англия, найден труп молодой девушки Элеонор Тоу. За неделю до смерти ее видели в последний раз неподалеку от деревни Уокерли, у озера, возле которого обнаружились странные следы. Они глубоко впечатались в землю и не были похожи на следы какого-либо зверя или человека. Тут же по деревне распространилась легенда о «Девонширском Дьяволе», берущая свое начало из Южного Девона. За расследование убийства берется доктор психологии, член Лондонского королевского общества сэр Валентайн Аттвуд, а также его друг-инспектор Скотленд-Ярда сэр Гален Гилмор.
Май 1899 года. В дождливый день к сыщику Мармеладову приходит звуковой мастер фирмы «Берлинер и Ко» с граммофонной пластинкой. Во время концерта Шаляпина он случайно записал подозрительный звук, который может означать лишь одно: где-то поблизости совершено жестокое преступление. Заинтригованный сыщик отправляется на поиски таинственного убийцы.
Пансион для девушек «Кэтрин Хаус» – место с трагической историей, мрачными тайнами и строгими правилами. Но семнадцатилетняя Сабина знает из рассказов матери, что здесь она будет в безопасности. Сбежав из дома от отчима и сводных сестер, которые превращали ее жизнь в настоящий кошмар, девушка отправляется в «Кэтрин Хаус», чтобы начать все сначала. Сабине почти удается забыть прежнюю жизнь, но вскоре она становится свидетельницей странных и мистических событий. Девушка понимает, что находиться в пансионе опасно, но по какой-то необъяснимой причине обитатели не могут покинуть это место.
«Эта история надолго застрянет в самых темных углах вашей души». Face «Страшно леденит кровь. Непревзойденный дебют». Elle Люси Флай – изгой. Она сбежала из Англии и смогла обрести покой только в далеком и чуждом Токио. Загадочный японский фотограф подарил ей счастье. Но и оно было отнято тупой размалеванной соотечественницей-англичанкой. Мучительная ревность, полное отчаяние, безумие… А потом соперницу находят убитой и расчлененной. Неужели это сделала Люси? Возможно. Она не знает точно. Не знает даже, был ли на самом деле повод для ревности.
Писательница Агата Кристи принимает предложение Секретной разведывательной службы и отправляется на остров Тенерифе, чтобы расследовать обстоятельства гибели специального агента, – есть основания полагать, что он стал жертвой магического ритуала. Во время морского путешествия происходит до странности театральное самоубийство одной из пассажирок, а вскоре после прибытия на остров убивают другого попутчика писательницы, причем оставляют улику, бьющую на эффект. Саму же Агату Кристи арестовывают по ложному обвинению.
Зуав играет с собой, как бы пошло это не звучало — это правда. Его сознание возникло в плавильном котле бесконечных фантастических и мифологических миров, придуманных человечеством за все время своего существования. Нейросеть сглаживает стыки, трансформирует и изгибает игровое пространство, подгоняя его под уникальный путь Зуава.