Добротолюбие - [2]

Как текла в это время жизнь его, приводим о том свидетельство Созомена (Цер. ист., кн. 1, гл. 13), который пишет о св. Антонии: «изведав, что добрая жизнь от привычки делается приятною, хотя на первый раз бывает и трудна, он придумывал опыты подвижничества все более и более строгие, с каждым днем становясь воздержнее, и как бы всегда только начиная, придавал новую силу рвению; телесныя удовольствия обуздывал трудами, против страстей душевных вооружался богомудрою ненавистию к ним. Пищею его был хлеб с солью, питием — вода, а временем обеда — закат солнца; не редко впрочем дня по два и более оставался он без пищи; бодрствовал же он, можно сказать, целыя ночи и в молитве встречал день, а если и вкушал сна, то на одну минуту; ложился большею частию на голой земле, и только землю имел своею постелию. Намащаться же елеем, мыться и пользоваться другими удобствами он себе не позволял, так как от этого изнеживается тело. Лености терпеть не мог, и работа не выходила у него из рук почти целый день».

Таким претрудным путем шел св. Антоний. Но, как известно, такая жизнь без борьбы не проходит, как не бывает света без тени. Не будь в нас греха, и не имей мы врага, одно добро раскрывалось бы в нас и росло безпрепятственно. Но как тот и другой есть и оба предъявляют свои на нас права, то никто не обходился без борьбы с ними. — Надо обезсилить их и победить, чтобы свободно идти далее. Без этого они все будут путать руки и ноги хотящему право идти, кто бы он ни был. Вот почему Божия благодать, созидавшая в духе св. Антония, вводила его в брань, чтоб искусив его, как золото в горниле, укрепить нравственныя силы его и дать простор их действованию. Врагу дан был доступ, а подвижника поддерживала сокровенная помощь.

Св. Афанасий пространно описывает эту борьбу. Вражеския стрелы, говорит он, были очень чувствительны; но мужественный борец отражал их, немало не колеблясь.

Сначала враг покушался поколебать его сожалением, что оставил мир, приводя на мысль с одной стороны — знатность рода, без нужды будто презренную, не малое богатство, напрасно будто разсоренное, и все удобства жизни, без пользы будто отвергнутыя, — и особенно сестру, брошенную ни с чем на чужия руки, без собственной его поддержки, присмотра и утешений, — с другой — притрудность и жестокость начатой жизни безотрадной, непривычность и невыносливость тела, которому не устоять будто против таких лишений, и длительность этой жизни, — так что и конца ей будто не видится, — вдали от людей, без всяких утешений, в непрестанном самоумерщвлении. Этими внушениями враг возбуждал сильную бурю помыслов; но был не только отражен твердостию св. Антония, непоколебимо стоявшаго в своем намерении и в своей решимости, но и низложен великою его верою, что все, оставленное и терпимое им, ничто в сравнении с нескончаемыми благами, уготованными мироотречным труженикам от Бога, угодить Которому удобнее свободному от всех житейских и вещественных уз, — и даже повержен в прах непрестанными его молитвами, привлекавшими в сердце его сладчайшия духовныя утешения.

Побежденный с этой стороны враг нападает на юнаго борца с другой, с которой привык уже он низлагать юность, — начинает бороть плотскою похотию, смущая ночью и тревожа днем. Борьба была столь ожесточенна и длительна, что не утаилась даже от посторонних. Враг влагал нечистые помыслы, а св. Антоний отражал их молитвою; тот приводил в разжение члены, а этот охлаждал их постом, бдением и всяким себя претруждением; тот принимал на себя ночью женские образы, всячески ухитряясь возбудить обольстительныя влечения, а этот восторгался горе, и созерцанием тамошних красот, равно как живейшим сознанием благородства, какого сподобляется естество наше в Господе Иисусе Христе, разсеявал обманчивую прелесть; окаянный вызывал чувство сласти от удовольствия, а блаженный возставлял противочувствие страшной горечи мук в огне вечном и от червей неусыпающих, — и пребывал невредимым. Докучливость и безобразие нападений образовали наконец в борющемся отвращение ко всяким нечистым движениям и гнев на них с сильным раздражением, что лишило врага возможности приближаться к нему и даже издали как–нибудь искушать и тревожить его с этой стороны. Ибо чувства отвращения и ненависти к страстным движениям суть огненныя стрелы, опаляющия врага. Так побежден был и в этом вселукавый юностию, носящею страстную плоть, и отступил с посрамлением, потому что рабу Божию содействовал Сам Господь, ради нас понесший плоть и в ней сокрушивший всю силу вражию, как это исповедует всякий истинный подвижник, говоря с Апостолом: не аз, но благодать, яже со мною (1 Кор. 15, 10).

Но у человеконенавистника не все еще истощились стрелы. Видя покров Божий над юным борцем, и зная, что он осеняет только смиренных, враг замышляет лишить его сего покрова, возбудив в нем высокоумие и самомнение. Для сего является видимо в виде малаго отрока — чернаго, и с притворным унижением говорит св. Антонию: победил ты меня, — полагая, что тот, отнесши победу к себе, возмечтает много о себе и тем прогневает Бога, ему помогающаго. Но св. Антоний спросил его: ты же кто такой? Тот ответил: я дух блуда, на котором лежит возбуждать разжение похоти и ввергать в плотской грех. Многих, давших обет целомудрия, обольстил я; многих, долгое время умерщвлявших плоть свою, довел до падения; но тобою все мои сети порваны, стрелы поломаны, — и я низложен. Тогда св. Антоний, благодаря Бога, Спасителя своего, воззвал: