Доброе утро, Царь! - [12]

– Ты не поняла – мы еще не можем! Исхфан только начал набирать людей, многим я отказал, у кого семья, ты же знаешь. Много хотят, очень много, но все равно, хоть сейчас все сделаем, пройдет день-два, пока они будут готовы. Ничего не выйдет. Мы спрячем Исхфана и будем терпеть, как раньше, больше никак. Всех не убьют, потом начнем все снова. Ты слышишь меня, Таша? Уезжай.

– А ты? Если они тебя убьют?

– Я сам все это затеял, куда мне бежать? Если спрячусь, второй раз они мне не поверят! Да и не могу я. Лучше сдохнуть, чем жить Бездомным. Я остаюсь.

– И ты думаешь, я хочу так жить? Тебя пускай убьют, а я останусь Бездомной мыть ноги шлюхам? Ну уж нет!

– Дура, – тихо сказал мужчина. – Ладно уж, слушай. Кое-кто у нас все же есть, человек двадцать. Остальные – добровольцы, только кто сам захочет. Мы не готовы, но уж раз так вышло, начнем сегодня. Утром будет весело. Понимаешь теперь, почему надо уехать?

– Нет. И не уговаривай даже.

– Дура.

– Ну и пусть.

– Все равно утром уйди из квартала. Не знаю, что тут будет.

– Я наймусь до вечера. Вечером вернусь.

– Ладно, только осторожно. Не глупи, Таша.

Иарра услышала приближающиеся шаги и едва успела накрыться с головой одеялом. Но Бездомный прошел в другую комнату и вскоре вышел обратно. Негромко открылась и закрылась снова входная дверь, и стало тихо. В комнату вернулась Таша.

Иарра поднялась ей навстречу. Из всех слов, какие можно сказать, у нее остались всего несколько – один простой вопрос:

– Как мне тебя благодарить?!

Таша смотрела хмуро. Глаза у нее были мокрыми.

– Надо было ему сказать!

– Но ты не сказала, – возразила Иарра. – Таша, если я могу что-то сделать для тебя… для вас…

– Что? – воскликнула девушка. – Сделай, чтобы завтра ничего не было! Чтобы нас не трогали! Можешь?!

– Таша, моего слугу убили и меня тоже пытались убить и изнасиловать, и ты хочешь, чтобы я просила деда не наказывать их?

– Твоего деда? Кто это?

Иарра вздохнула.

– Мой дед – энс одного из Девяти Домов. Энс Адай Самурхиль. Я его внучка.

Бездомная отшатнулась при слове «энс», да так и осталась стоять – приоткрытый рот, ужас в широко распахнутых глазах.

– Когда он узнает…

Иарра кивнула:

– А тот, кто здесь только что был, он бы простил, если бы с тобой такое сделали? Скажи!

Таша выдохнула с ужасом:

– Почему я ему не сказала?

– Но ведь не сказала, – повторила Иарра.

– Твой дед – из энсов, а мой брат – вождь Бездомных! Мы враги!

– Нет! Таша, ты меня спасла, я никогда не буду твоим врагом!

Ее слова нисколько не убедили Бездомную. Иарра зажмурилась и выговорила на одном дыхании:

– Клянусь Двумя и Непознаваемым, Таша, что никогда не сделаю ничего тебе во вред!

Открыв глаза, посмотрела на ничего не понимающую собеседницу и со вздохом объяснила:

– Это клятва Девяти Домов, ее нельзя нарушить. Теперь мне придется просить деда, чтобы он оставил случившееся без наказания.

Таша недоверчиво переспросила:

– Правда?

– Правда. Только мне нужно попасть домой… и кстати, твой брат ошибается, когда думает, что мою пропажу оставили бы без внимания и что вас не стали бы подозревать. Дед предсказал по звездам, что вы выйдете из повиновения и ваше восстание тоже предсказал. И не только он один. Если я не вернусь, утром здесь будут солдаты, это я обещаю.

Гордая дочь Дома Самурхиль Иарра ни секунды не сомневалась и даже не подумала, что имеет дело с Бездомной, когда протянула Таше обе руки:

– Пожалуйста, поверь мне.

И та, поколебавшись, вложила в ее ладони свои:

– Ладно.

Утробные звуки рогов только возвестили начало нового дня с его заботами, когда две девушки вышли на мост и переглянулись, остановившись у самого края, чтобы их не увлек поток спешащих на дневные работы Бездомных. Как и все вокруг, они были одеты в простые некрашеные туники и шли босиком. Одна из них, ниже ростом, но шире в плечах, кидала вокруг настороженные взгляды, умудряясь при этом сохранять обычный для людей ее сословия равнодушно-глуповатый вид. Другая была слишком напугана, чтобы сохранять хоть какой-то вид, поэтому шла, опустив голову и не поднимала глаз. Длинные волосы, явный признак свободы и состоятельности, она спрятала под неловко намотанное головное покрывало. Надвинутое почти до самых глаз, оно скрывало густо замазанную грязью татуировку на лбу. В руках она прятала обмотанный тряпкой жезл энса. Если этот ненадежный маскарад до сих пор не раскрыли, то лишь потому, что раскрывать было некому. Никто не обращал на нее внимания.

В этот ранний час воздух над Аршем был еще свеж. От канала тянуло влагой и скользкими камнями, слабым запахом рыбьей чешуи. К середине дня, если только не переменится погода и не начнется дождь, солнце раскалит камни улиц, нагреет взбитую множеством ног пыль, и в городе станет совершенно нечем дышать. Тогда почти все, кто по праву рождения может выбирать себе занятие по вкусу, удалятся пережидать жару в тени садов и под сенью городских крыш. Даже нищие, и те заползут в свои дневные укрытия. Торговцы скроются в глубине своих палаток, приказав подать кислые напитки и призвав слугу с опахалом. Единственные, кому нипочем дневная жара, кто готов трудиться с утра до ночи – Бездомные. Их тела прожарены солнцем, вымочены дождями и перекручены ветром, они крепче мулов и неприхотливее свиней. От рассвета и до темноты город кишит ими, они – та энергия, что движет его стройками, фабриками и верфями, обслуживанием его каналов и плотин, посевами и жатвой. Если Высшие считаются разумом и душой Арша, то Бездомные, без сомнения, его натруженные мышцы.