Добро пожаловать в NHK! - [5]
Пока эти мысли вертелись в моей голове, три минуты прошли, словно несколько секунд.
Мой рамен был готов.
И вот затем, это и произошло.
В тот самый момент, когда я собирался погрузить палочки в лапшу, дверной звонок выдал решительное «Дин-дон! Дин-дон!», прервавшее весь процесс.
Кто бы это мог быть?
Естественно, я не запаниковал. Неожиданный посетитель, прервавший мой завтрак, скорее всего принёс счёт на оплаты электричества.
Так как его отключение сулило мне проблемы, я отложил палочки в сторону и, ещё в пижаме, пошёл к двери.
Я быстро открыл дверь и произнёс:
— Ах, электричество! Электричество, правильно? Я могу заплатить вам. Эм, я прямо сейчас вам запла…
Тут я осёкся. Насторожённый дежурной улыбкой, застывшей на её лице и ощущая едва заметную ауру, излучаемую всем её телом, я осознал, что эта женщина средних лет ни коим образом не может быть из энергетической компании.
— Пожалуйста, простите, что прерываем ваш напряжённый график, — сказала моя посетительница. Лицо женщины освещалось утренним солнцем.
— Вообще-то, мы раздаём брошюры, — просияла она, передавая мне две небольших брошюрки.
На обложке было напечатано «Пробудитесь! Башня Друага.[16]»
Свежий весенний ветерок подул через открытую дверь. Снаружи, мягкое апрельское утро было тихим и безмятежным.
Часть вторая
Дверь комнаты 201 Дома Мита,[17] отделявшая мою квартиру от внешнего мира, была открыта. Женщина-миссионер и я, ничто не разделяло нас более.
Потом я увидел её. Справа, за женщиной с блаженной улыбкой, стояла ещё одна.
Решили подослать двоих, чтобы завербовать меня? Пытались склонить баланс сил в свою сторону? Двое на одного? Как низко!
И тут я увидел. Я увидел, насколько молода была вторая вербовщица.
По какой-то непонятной мне причине, даже в это спокойное апрельское утро, когда солнце светило так мягко, она закрывалась белоснежным зонтом. Хотя я не мог видеть её скрытого зонтиком лица, я мог сказать, что она была молода, особенно в сравнении со старшей женщиной. В самом деле, было очевидно, что она даже моложе меня.
Держа в руках зонтик, одетая в обычное светлое платьице с длинными рукавами, она источала чистую, священную ауру. Она стояла, будто бы охраняя другую женщину, молчаливая, спокойная, непорочная.
Я даже не успел этого осознать, как непрошеные слёзы потекли из моих глаз. Эта молодая девушка, не старше семнадцати или восемнадцати на мой взгляд, находилась под влиянием какого-то идиотского культа. Даже просто подумав об этом, я не мог не чувствовать жалости. Нет, ну правда, да что же это такое?!
Я был уверен, что в этом возрасте она с большим удовольствием предалась бы развлечениям. Она надела бы какую-нибудь красивую одежду, прогулялась бы по Сибуя, и попыталась бы завязать отношения с противоположным полом. Но ведь во всех религиях есть строгие заповеди вроде «Не прелюбодействуй». Она, должно быть, страдала. Это должно было быть очень, очень мучительно.
Я представил, как она каждую ночь не может совладать с охватывающим её тело лихорадочным возбуждением. «Господь смотрит на меня, и я не могу заниматься чем-то подобным. Но… Но я не могу… Я не могу сдерживаться. Ах, ну почему я такая грешница? Даже если Господь смотрит… Я раскаиваюсь, Небесный Отец!»
Эти обстоятельства, заповеди и сексуальное желание, объединившиеся в единое целое, заставляли её биться в агонии. Поскольку в недавно прочтённой эротической книге о монашках упоминалась подобная дилемма, все мои выводы наверняка были верны.
Неожиданно мне в голову пришла идея. Если все мои предположения верны, то религия — не такая уж плохая штука. В самом деле, удивительно, но не было бы преувеличением назвать её совершенно прекрасной!
О да, это действительно непристойно. Поразмыслив, я пришёл к выводу, что именно непристойность религии делает её воистину прекрасной.
Например, в моём сознании всплыл образ молодой девушки, которую шлёпала строгая Старшая Сестра. Потом, образ сладострастной сцены суда над ведьмой, который должен был бы произойти позже. И, наконец, жестокая сцена пыток в подвале с каменным полом. «Я узнаю, ведьма ты или нет!» — сказал бы Инквизитор. И приготовил бы плеть. «Как на счёт плётки?!» Удар! Удар! Удар! «Всё ещё не признаёшься?! Нет?! Нет?!» Удар! Удар! «Ааах! Умоляю! Сжальтесь надо мной! Пожалуйста, простите меня!» Но никто не прислушивается к её мольбам, и этот праздник унижений продолжается и продолжается без конца!
Волшебно!
Вот это кайф!
Это просто…
— Э-кхе!
Внезапно я осознал, что пожилая женщина, стоявшая напротив, пристально смотрит на меня. С видимым беспокойством она спросила: «Вы в порядке?»
Мои безудержные фантазии о религиозной девушке полностью завладели моим вниманием, не говоря уже о моих чувствах. Даже случайный наблюдатель, мельком глядя, мог бы заметить, как я отключился и ушёл в себя.
Какого чёрта?
Я отчаянно пытался переключиться в адекватное состояние.
— Гм, гм, — я прочистил горло.
Тогда, как самый нормальный молодой человек, не давая взгляду дрейфовать в неверном направлении, я одарил пожилую женщину самым интеллигентным взглядом, который мог изобразить.
