Добрая фея - [14]

— В древесных гусениц?! — Хилари покрылась красными пятнами. Да какое он имеет право называть меня так?! — Вам нравятся толстухи? — задыхаясь от гнева, спросила она.

— Вовсе нет! — невозмутимо ответил он. — Мне нравятся женщины, остающиеся такими, какими их создал Бог: толстыми или худыми, высокими или небольшого роста. Когда женщина уверена в себе, это делает ее лицо и тело прекрасными.

— Вот оно что! По-вашему, толстухи с двумя-тремя подбородками столь же привлекательны, как худенькие красотки?

Хилари буквально источала сарказм, но не могла ничего с собой поделать: ей хотелось уколоть этого нахала побольнее. Генри прищурился, и Хилари наконец сообразила, что перегибает палку.

— До того, как жениться, я встречался с красавицей ростом чуть более пяти футов, которая весила сто восемьдесят фунтов, — отчетливо произнес он ровным голосом, в котором все же угадывалось легкое раздражение. — Может быть, кому-то она и казалась толстухой, но, когда я смотрел в ее глаза, она была для меня самой очаровательной женщиной на свете.

— Почему же вы на ней не женились?! — в сердцах выпалила Хилари и растерянно заморгала, сообразив, что допустила бестактность. Я не имела права на подобный вопрос, это не мое дело! Разве можно позволять себе подобные грубости? — Простите, Генри, — поспешно извинилась она. — Это непростительная ошибка, я понимаю.

Лицо Генри окаменело. Он впился в нее изучающим взглядом и долго молчал. Хилари ожидала вспышки гнева, но ее не последовало: собеседник откинулся на спинку стула, поправил прядь волос, упавшую на глаза, и спокойно сказал:

— Она умерла.

— Еще раз прошу извинить меня. — Хилари густо покраснела, ей даже показалось, что на лице у нее пылают раскаленные угли.

— Мы с ней встречались около полугода, — ровным голосом продолжал рассказывать свою грустную историю Генри. — Но я не уверен, что наш роман закончился бы свадьбой: он только-только завязывался. Однако у меня остались чудесные воспоминания.

Хилари торопливо кивнула, мечтая лишь о том, чтобы этот ужасающе неприятный разговор побыстрее закончился. Она готова была со стыда провалиться сквозь землю. Лишь сейчас она поняла, насколько травмировали ее бесконечные измены Макса. Все его любовницы отличались вызывающей красотой, во всяком случае, те, которых она знала. А по крайней мере две из них были головокружительно богаты. Но, оказывается, еще не перевелись на земле мужчины, даже среди таких привлекательных, уверенных в себе и сильных, как Генри Трент, которые способны разглядеть внутреннюю красоту женщины!

— А вы что об этом думаете?

Вопрос застал ее врасплох.

— Простите?

— Чего ожидают от мужчин женщины? Какие качества их натуры ценят превыше всего? Вот вы, например, что мечтаете найти в своем избраннике?

— Я? — Хилари вцепилась в край льняной скатерти и призвала на помощь все свое самообладание. — Даже не знаю… Вероятно, доброту, нежность ну и все такое прочее…

Он понимающе кивнул.

— Не стану интересоваться, обладал ли ваш бывший супруг перечисленными добродетелями, не мое дело, но, признаюсь, что сомневаюсь в этом. А вот и наш милый Пьер с фруктами и сырами! Закажем кофе?

— Кофе? Ах, кофе! Да, с удовольствием, — пробормотала она с дрожью в голосе, чувствуя, как пылает лицо, а кровь едва ли не закипает от избытка адреналина.

На протяжении всего оставшегося до ухода из трактира времени Хилари не могла преодолеть смущение от близости крупного смуглого мужчины, сидящего напротив нее и рассуждающего о красотах Лазурного берега и национальном колорите интерьера его виллы. Он разбудил в Хилари нечто такое, что вопреки ее воле настоятельно требовало к себе внимания. Но ей страшно было даже представить, что она способна ему поверить, она этого не желала, боясь вновь обжечься. А потому предпочла запретить себе размышлять об этом.

Я поборола смущение и сумела взять себя в руки, твердила себе Хилари. Следовательно, так будет и впредь, и я не позволю мужчинам дурачить меня, стану держаться от них на безопасном расстоянии. Я отведала свою порцию пресловутой любви до гроба и семейного счастья и сыта по горло. Хорошо еще, что не подавилась. Осторожность и сдержанность — вот мои основные принципы поведения на будущее, а путеводная звезда — благоразумие! И не нужно в себе сомневаться, тогда все будет в полном порядке.

До Антиба они добрались уже после полудня. Хилари потрясла красота этого городка — его тенистые аллеи, парки, улицы и дома утопали в зелени магнолий, олеандров и гранатов, а воздух казался нектаром, струящимся с моря.

Вилла Генри располагалась на окраине городка. Увидев ее, Хилари невольно подалась вперед, чтобы получше разглядеть. Автомобиль миновал ажурные чугунные ворота и плавно выехал на подъездную дорожку в форме полукруга, разрезая корпусом густой горячий воздух, словно нож масло. По обе стороны от дорожки пестрели зеленые насаждения, откуда-то доносился едва уловимый запах костра. Они завернули за угол аллеи и очутились перед домом.

— Вот и мои владения, — негромко сказал Генри, заметив, с каким восхищением рассматривает здание Хилари. — Не могу похвастаться, что виллой владело несколько поколений моих предков, но льщу себя надеждой, что ее облюбует со временем для постоянного проживания Доминико. По-моему, дом ему нравится не меньше, чем мне.