Добердо - [8]
Разговаривающие громко рассмеялись.
— …Да-а-а… Если бы знать, что, пока тебя спринцуют, кончится эта проклятая война, я бы рискнул.
— …Да, жди, когда святой Петр затрубит в трубу мира.
— …Верно.
Молчание, вздох. Один из собеседников катает ногой камень.
— …Что ж делать?
— …Хоть бы на другой фронт послали. На русском фронте все же не так, нет этой проклятой жары и теснота не такая. А тут до итальянских окопов доплюнуть можно…
Солдат витиевато выругался.
— …тому, кто эту чертову войну выдумал! Вогнал бы ему штык в брюхо. И господу богу заодно.
— …Больно горяч, приятель. Бог? Бог с ним. Знаем мы, кто хозяин! Бог далеко, а люди тут, под руками.
— …Значит, дальше Лайбаха не отправляют?
— …Отправляют, если без рук и без ног начисто. Слепых тоже, если глаза вытекут до дна, ну и раненных в живот, — тех увозят в Инсбрук, а то и в самую Вену. А если в грудь, в руку или ногу — дальше Лайбаха не уедешь. А из Лайбаха одна дорога: сюда. Даже сумасшедших и то в Лайбахе держат, проверяют, не притворяются ли. А потом обратно. Возни тут с ними не оберешься. На днях один выскочил прямо на проволоку. А говорили — симулянт.
— …Да, брат, нет спасения. Одна у нас жизнь и одна смерть; жизнь проклятая, а смерть верная, только не знаешь, за что.
Арнольд выразительно посмотрел на меня.
— …За господ, — произнес голос солдата, молчавшего до сих нор.
Арнольд вздрогнул и заметно побледнел.
— Оставайся здесь, пока я тебя не позову, — шепнул он.
Прежде чем я успел что-нибудь предпринять, он стремительно выскочил из-за камня.
— Что тут за разговоры? — послышался его грозный оклик. — Как стоишь? Смирно! Так тебе словачка понадобилась? А присягу забыл? «В огонь, в воду, на смерть пойду за верховного командующего, короля и императора Франца-Иосифа!» А ты что говоришь? За господ? За каких господ? Кто это сказал? Ну?
Тишина. Из своего убежища я вижу только спины трех рослых солдат. Один из них — унтер-офицер, это он сказал про господ. Солдаты стоят испуганные, оторопевшие, а перед ними, лицом ко мне, в бешеном исступлении обер-лейтенант, на его поясе открытая кобура двенадцатизарядного штеера. На поясах солдат короткие штыки.
— Разрешите доложить, господин обер-лейтенант, — заговорил унтер-офицер, — мы тут… по своей надобности… на прогулке… между собой разговаривали.
— Между собой, на прогулке? О чем разговаривали?
— Про домашних говорили, господин обер-лейтенант, про семью, про страдания… Вот тут землячок повстречался, только прибыл с маршевым батальоном, неопытный в здешних делах, так мы ему объясняли, какой это проклятый фронт Добердо.
— Проклятый фронт?
— Прошу прощения, господин обер-лейтенант, верно, не из легких. Но ничего не поделаешь, надо терпеть, раз приказ есть.
— Ну, ладно, — сказал Арнольд, вдруг изменив тон, и улыбнулся.
Он достал из верхнего кармана кителя бумажник и вынул из него три банкнота.
— Ну, подойдите поближе. Нате вам, старички фронтовики, отправляйтесь в кантин[6] и выпейте по кружке холодного пива. И не болтать лишнего!
— За здоровье господина обер-лейтенанта, — сказал один из солдат, отдавая честь.
— Покорно благодарим.
— Вы двое идите, а ты, унтер, останься.
Двое солдат стремительно ринулись к спуску. Унтер-офицер стоял неподвижно.
— Из какой роты? — спросил Арнольд.
— Из третьей, господина лейтенанта Дортенберга.
— Фамилия?
— Габор Хусар, капрал.
— Ты меня знаешь?
— Так точно, господин обер-лейтенант.
— Давно на Добердо?
— Четыре месяца, господин обер-лейтенант.
— Значит, в последних двух ишонзовских боях участвовал?
— Так точно, господин обер-лейтенант.
Арнольд погрозил солдату пальцем.
— Я ничего не слышал, я никого не видел, но тебе, унтер-офицеру, должно быть стыдно.
— Господин обер-лейтенант…
— Брось, — махнул рукой Арнольд.
— Служба очень тяжелая, господин обер-лейтенант.
— Так, говоришь, за господ?
— Я разумел господ министров, господин обер-лейтенант.
Арнольд громко рассмеялся.
— Хитрец! Ведь ты не перед полевым судом, чего же изворачиваешься? Ладно, можешь идти.
Унтер помчался, как зверь, выпущенный из клетки, его подкованные бутсы подымали облака мелкой каменной пыли. Арнольд застегнул кобуру и позвал меня.
— Слышал? Вот ответ на вопрос «за что».
В эту секунду снизу до нас донесся веселый призыв трубача и запели сирены. Мы взглянули на шоссе: из-за поворота один за другим выплыли пять автомобилей. Золоченые воротники, высокие штабные фуражки, лампасы, дамы в серых дорожных костюмах с весело развевающимися вуалями.
— Дамы? Здесь?!
— И господа, — сказал Арнольд. — Настоящие господа, штабные, высшее начальство. Да, много есть господ, за которых приходится страдать нашему унтеру. Его королевское высочество, господа генералы… впрочем… не только они, полковники тоже господа, так же как и капитаны. А чем не господа лейтенанты? Все господа, и все одинаковые виновники войны.
— Прости, Арнольд, я отказываюсь отвечать за это дело, я его не вызывал и не хотел, нет, нет, — закричал я взволнованно. — Я не хотел, понимаешь?
Едкий смех Арнольда остановил мое многословие.
— О Тиби, не так-то легко отказаться, как ты думаешь. Никто с твоими декларациями считаться не будет. Это, брат, не пройдет.
Действие происходит во время Первой мировой войны, на на венгерском, русских фронтах.Рассказы о взаимоотношении между людьми, их готовности к жертвам.
Документальное свидетельство участника ввода войск в Афганистан, воспоминания о жестоких нравах, царивших в солдатской среде воздушно-десантных войск.
Знаменитая повесть писателя, «Сержант на снегу» (Il sergente nella neve), включена в итальянскую школьную программу. Она посвящена судьбе итальянских солдат, потерпевших сокрушительное поражение в боях на территории СССР. Повесть была написана Стерном непосредственно в немецком плену, в который он попал в 1943 году. За «Сержанта на снегу» Стерн получил итальянскую литературную премию «Банкарелла», лауреатами которой в разное время были Эрнест Хемингуэй, Борис Пастернак и Умберто Эко.
В документальной повести рассказывается об изобретателе Борисе Михалине и других создателях малогабаритной радиостанции «Север». В начале войны такая радиостанция существовала только в нашей стране. Она сыграла большую роль в передаче ценнейших разведывательных данных из-за линии фронта, верно служила партизанам для связи с Большой землей.В повести говорится также о подвиге рабочих, инженеров и техников Ленинграда, наладивших массовое производство «Севера» в тяжелейших условиях блокады; о работе советских разведчиков и партизан с этой радиостанцией; о послевоенной судьбе изобретателя и его товарищей.
Труд В. П. Артемьева — «1-ая Дивизия РОА» является первым подробным описанием эпопеи 1-ой Дивизии. Учитывая факт, что большинство оставшегося в живых рядового и офицерского состава 1-ой Дивизии попало в руки советских военных частей и, впоследствии, было выдано в Особые Лагеря МВД, — чрезвычайно трудно, если не сказать невозможно, в настоящее время восстановить все точные факты происшествий в последние дни существования 1-ой Дивизии. На основании свидетельств нескольких, находящихся з эмиграции, офицеров 1ой Дивизии РОА, а также и некоторых архивных документов, Издательство СБОРН считает, что труд В.
Когда авторов этой книги отправили на Восточный фронт, они были абсолютно уверены в скорой победе Третьего Рейха. Убежденные нацисты, воспитанники Гитлерюгенда, они не сомневались в «военном гении фюрера» и собственном интеллектуальном превосходстве над «низшими расами». Они верили в выдающиеся умственные способности своих командиров, разумность и продуманность стратегии Вермахта…Чудовищная реальность войны перевернула все их представления, разрушила все иллюзии и едва не свела с ума. Молодые солдаты с головой окунулись в кровавое Wahnsinn (безумие) Восточного фронта: бешеная ярость боев, сумасшедшая жестокость сослуживцев, больше похожая на буйное помешательство, истерическая храбрость и свойственная лишь душевнобольным нечувствительность к боли, одержимость навязчивым нацистским бредом, всеобщее помрачение ума… Посреди этой бойни, этой эпидемии фронтового бешенства чудом было не только выжить, но и сохранить душевное здоровье…Авторам данной книги не довелось встретиться на передовой: один был пехотинцем, другой артиллеристом, одного война мотала от северо-западного фронта до Польши, другому пришлось пройти через Курскую дугу, ад под Черкассами и Минский котел, — объединяет их лишь одно: общее восприятие войны как кровавого безумия, в которое они оказались вовлечены по воле их бесноватого фюрера…
Новая книга пермского писателя-фронтовика продолжает тему Великой Отечественной войны, представленную в его творчестве романами «Школа победителей», «Вперед, гвардия!», «Костры партизанские» и др. Рядовые участники войны, их подвиги, беды и радости в центре внимания автора.