Добердо - [4]
Я много слышал о Добердо и раньше, да и сам уже перенес кое-что на войне. Сербская кампания 1914 года, Галиция, Карпаты… Но последние два месяца перед отправкой на фронт я провел на саперно-подрывных курсах в Винер-Нейштадте и еще чувствовал запах разлагающегося тыла, тыла, потерявшего моральные устои. Вена военного времени представлялась мне сосудом, с взбаламученного дна которого поднялась вся муть и грязь мирового города. Тыловая жизнь навязла у меня в зубах, оставив чувство горечи и тошноты.
Я подошел к окну. Жара в столовой становилась нестерпимой. С потолка, как от раскаленной печи, струились волны размаривающего тепла. Бутылки на столе беспрестанно сменялись, и молодежь совсем разошлась, хотя золотые воротники начальства сияли от нее в нескольких шагах. На лагерной площади слонялись группами и одиночками гонведы. На шоссе прогрохотал грузовик, набитый стрелками. В резко очерченной тени зданий и жидких деревьев, сбившись в кучу, играли в карты томящиеся от бездействия солдаты. Все кругом было монотонного серого цвета: камни, дорожная пыль, мундиры солдат и даже листья деревьев. Только глубокое небо поражало своей синевой.
Арнольд пил молча, не чокаясь с соседом, краснолицым артиллерийским капитаном. Это было для меня новостью: дома Арнольд почти не притрагивался к алкоголю, пил только в компании, и то неохотно. Мое удивление стало сменяться беспокойством. Арнольд пил как настоящий алкоголик, дрожащей рукой опрокидывая рюмку за рюмкой в широко открытый рот. Я посмотрел на него с явным неодобрением. Он ответил кривой улыбкой.
Моим соседом по столу был молодой лейтенант с открытым смелым лицом и лихо закрученными по-венгерски усами. Его высокий лоб и беззаботные глаза напоминали мне образ бравого испанца из романа рыцарских времен. Он пил и наслаждался, часто чокался со мной, но не принуждал пить с ним наравне. Улыбка у него была веселая и юношески-непосредственная.
Вдруг лейтенант толкнул меня локтем в бок и кивком указал на окно.
— В чем дело?
— Посмотри, что сейчас будет.
Сначала я не заметил ничего особенного. Но вот сидевшая в тени ближайшего барака группа солдат вскочила и рассыпалась в разные стороны, словно порыв ветра разметал людей.
— Наверное, начальство приехало, — сказал я.
Лейтенант Бачо рассмеялся и чокнулся со мной.
— Самое высокое начальство, дружище. Смерть. Слушай.
Очень близко, будто совсем рядом с нашим бараком, начала бить артиллерия. По сухому визгливому тону я узнал зенитную батарею. В нескольких местах заговорили пулеметы. К бригадному генералу подошел один из адъютантов. Генерал недовольно поморщился, быстро направился к двери. Офицеры встали, провожая бригадного.
Вскоре ушел и полковник, и старшим по чину остался командир батальона, тучный черноволосый майор Мадараши.
— Садитесь, господа, — сказал он. — Ну, если ударит сюда, так ударит, ничего не поделаешь.
Он прибавил еще что-то, очевидно смешное, потому что сидящие рядом рассмеялись, но ни смех, ни звон посуды не были слышны из-за выстрелов батареи.
— Это крепкий парень, — орал лейтенант Бачо над моим ухом. — Это, брат, фронтовой офицер, наш батальонный. А ты что, с обер-лейтенантом Шиком знаком с мирного времени?
Я хотел ответить, но в этот момент что-то грохнуло о плоскую крышу барака. Воцарилась мертвая тишина. Несколько человек метнулось к дверям, остальные сидели, пригнув головы. Многие побледнели. Прапорщик Торма, прибывший с моим маршевым батальоном, сидел с восковым лицом, упершись взглядом в тарелку. Двое офицеров выпрыгнули в открытые окна. Я подскочил к окну и выглянул. На безоблачном небе угрожающе кружились три итальянских самолета. Тучки шрапнельных разрывов таяли в чистой лазури. Кто-то влез на крышу барака. В тишине гулко отдавались шаги по накату.
— Что случилось? Что такое? — кричали отовсюду. — Ничего особенного.
И высокий молодой прапорщик протянул в окно фуражку, в которой лежал стакан от шрапнели.
— Осторожней, еще горячий!
Офицеры с шутками и смехом поднесли шрапнельный стакан майору. Сидящий рядом с батальонным обер-лейтенант наполнил стакан вином и при одобрительных криках выпил его до дна. Из-за шрапнели начался буквально бой, каждый хотел выпить из нее. Стакан пошел по рукам. Я подсел к Арнольду.
— Я хотел бы с тобой поговорить, если ничего не имеешь против, — обратился я к нему.
Арнольд с удовольствием потягивал кофе. Начальник штаба батальона, белокурый лейтенант в пенсне, объявил:
— Внимание, господа! Помещение оставлять только поодиночке, ни в коем случае не образовывать групп.
— Ну, пойдем, — сказал Арнольд, направляясь к дверям.
На эстраде в углу столовой цыганский оркестр грянул лихую песню «Тонкий дощатый забор». Лейтенант Бачо выскочил вперед.
— Ачи! Сначала!
Майор одобрительно улыбнулся, Бачо задорно запел:
Вдруг снаружи у двери раздался страшный, захлебывающийся крик: «О-ах! О-а-ах!!!»
Арнольд быстро вышел. Я кинулся за ним. В двух шагах от входа, обливаясь кровью, с помертвевшим лицом, бился на земле вестовой. Рядом с ним валялась рассыпавшаяся посуда. Судорожно вздрагивающей рукой он держался за плечо, по пальцам лились потоки черной крови.
Действие происходит во время Первой мировой войны, на на венгерском, русских фронтах.Рассказы о взаимоотношении между людьми, их готовности к жертвам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Нада Крайгер — известная югославская писательница, автор многих книг, издававшихся в Югославии.Во время второй мировой войны — активный участник антифашистского Сопротивления. С начала войны и до 1944 года — член подпольной антифашистской организации в Любляне, а с 194.4 года — офицер связи между Главным штабом словенских партизан и советским командованием.В настоящее время живет и работает в Любляне.Нада Крайгер неоднократна по приглашению Союза писателей СССР посещала Советский Союз.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.