До завтра, товарищи - [64]

В течение долгих лет никто не узнает, что сапожник просто растратил членские взносы товарищей и боялся, что его подлость откроется.

5

Антониу в то утро вел себя довольно странно. После обсуждения каждого вопроса он просил минутный перерыв и под различными предлогами выходил из комнаты, Против обыкновения сам не задавал никаких вопросов, а его сообщения были сухими и короткими.

Когда Антониу вернулся в очередной раз, Рамуш в упор сказал ему:

— Ты напоминаешь мне одного парнишку, с которым мы вместе учились в школе. Он тоже часто просил разрешения выйти. Знаешь, что однажды сказал ему учитель? «Мальчик мой, твоим походам за дверь пора положить конец. Если у тебя лопнет мочевой пузырь, я оплачу твоему папе его ремонт…»

— Не угадал! — прервал Антониу.

Больше он не просил перерывов, хотя был таким же рассеянным, как и раньше.

Когда объявили перерыв и Рамуш и Важ уже встали, Антониу неожиданно попросил всех задержаться на минуту.

— Что такое? — спросил Рамуш.

— Хочу сообщить об одном кадровом вопросе, — с неожиданной торжественностью сказал он.

— Таком срочном, что нельзя отложить?

— Лучше обсудить это сейчас.

— Хорошо, — уступил Рамуш.

Все снова уселись.

— Товарищи… — начал Антониу. У него слегка дрожал голос. — Я хочу сообщить, что товарищ Мария — моя подруга.

Если этим заявлением он надеялся вызвать бурную реакцию, то глубоко обманулся в своих ожиданиях.

Рамуш только пожал плечами.

— Теперь мы знаем. Это ваше личное дело.

— Ну, что я могу сказать? — пробормотал Паулу. — Будь счастлив.

Важ безучастно промолчал.

— Обсуждение этого кадрового вопроса закончилось? — оглядел присутствующих Рамуш. — Закончилось? — переспросил он. — Объявляется перерыв. Переходим к следующему пункту повестки дня: к обеду.

Не теряя времени, Антониу побежал на кухню помогать Марии.

6

Кружа вокруг стола с кастрюлей в руках, Мария положила каждому в тарелку по куску вареной трески. Затем принесла глиняный горшок и положила всем дымящейся картошки. Дважды она покраснела, споткнувшись о необычное молчание.

Рамуш ловко и быстро нарезал ножом кружочки лука. Против обыкновения он не шутил. Казалось, он еще на собрании, в кругу тех вопросов, которые только что обсуждались. Важ осторожно лил из бутылки оливковое масло.

Улыбающийся Антониу не сводил глаз с Марии. Она села со всеми, встретила недовольный взгляд Паулу.

— Нехорошо, — пробормотал Паулу. — Ты положила себе самый маленький кусок.

Мария промолчала и протянула Рамушу бутылку уксуса. Того несколько раз пришлось толкнуть. Словно проснувшись, Рамуш поудобней устроился на скамье, энергично потер руки, полил уксусом картошку и стал говорить.

— Треска — замечательная рыба, — начал он. — Буржуазия не ест ее из-за дешевизны, вероятно, видит в ней классового врага. Скумбрия ведь безвкусна, как старая дева. А лосось, обжаренный в масле, похож на студента, расчесанного с бриолином.

Говоря это, Рамуш весело поглядывал на Антониу.

Улыбающийся, с набитым ртом, Антониу искоса посматривал на Марию. Он любовался ею.

Придерживая пальцами рыбью голову, Паулу поглощал лакомое блюдо. Вытирая рукой рот, Важ смотрел на Рамуша. В манере вести разговор, в живости шуток он заметил у того отсутствие обычной непринужденности.

— Рамуш напишет книгу о классовой борьбе рыб, — засмеялся Антониу.

— Я бы мог это сделать, старина, — откликнулся тот. — Существование классов проявляется во всем, даже в простейших вещах. Даже в том, кто как ест треску.

Только теперь все обратили внимание, как изящно ест Антониу.

Вилка в левой руке, нож в правой, он разделывал лезвием мякоть рыбы, как будто делал тонкую операцию. Его не смутил намек Рамуша на классовое происхождение, и, лукаво подмигнув, он отправил в рот очередной кусок.

Мария вспомнила ужин у адвоката и недовольно покраснела.

— Где ты купила рыбу? — спросил Важ.

Мария сразу и с радостью переменила тему разговора. Все стали жаловаться на трудности с покупкой продуктов, а Антониу поведал, как Элваш прикарманил их деньги на керосин и нагло пропил в таверне. Антониу горько сожалел о пропавших деньгах. Мария тоже была недовольна, но иначе.

— Дело не в керосине и даже не в деньгах, — с неожиданным пылом сказала она. — Дело в доверии. В доверии. Нет ничего больнее, чем поверить кому-то и ошибиться.

Заговорили о бродяге. Он появился сильно изменившимся — зашил или заставил кого-то зашить на своих лохмотьях дыры, которые раньше, казалось, делал нарочно. Но странное дело. Заштопанный, застегнутый на все пуговицы, причесанный, он потерял свой дерзкий вид, которым внушал почтение, и казался совсем пропащим. Говорил он теперь еще более экстравагантно. «Слышишь? — кричал он в небо. — Не забудь, что я тебе заказал. Завтра я хочу солнце утром и дождь вечером! Не забудь, слышишь?»

7

Лежа ничком, обхватив голову руками, Мария не пошевелилась, когда в комнату робко вошел Паулу.

Паулу догадался, что она плачет. Вернее, когда она выходила из кухни, он догадался, что она заплачет. Он постоял несколько секунд в нерешительности, затем присел на край постели.

Его крепкая рука легла на голову Марии.

— Ничего, подруга, ничего… — покровительственно прошептал он.