До встречи в Бомбее - [7]

— Мэдди, — позвал отец от дверей террасы, — вот ты где! Беги скорей сюда и пожелай своему старику папочке счастливого Нового года. Предыдущие пятнадцать лет я пропустил.

Но она никуда не побежала. Стоя в растерянности, она едва кивнула и быстро улыбнулась отцу, а потом снова впилась глазами в дорожку. В тот момент мужчина в льняном пиджаке отвернулся и зашагал в сторону города.

Неужели он уходит?

Уже ушел?

— Мэдди, — снова позвал Ричард. — Что ты там делаешь?

Но девушка продолжала смотреть на исчезавшего во мраке незнакомца, даже тогда не сомневаясь, что он передумает и обернется.

Но он уже словно растворился в ночи. На лбу Мэдди пролегла морщинка.

— Мэдди!

Она заставила себя оторвать взгляд от дорожки и пойти к отцу, обратно в самую гущу пышущей жаром толпы.

Не удержавшись, Мэдди в последний раз с любопытством взглянула в ту сторону, куда ушел незнакомец. Никого. Она представила, как он замедляет шаг и ищет ее взглядом в толпе. Ей почему-то казалось, что именно так он и должен поступить.

«Почему же он ушел?»

Мэдди не находила объяснения. Равно как и не понимала, отчего это так ее задевало. Она просто знала, что это для нее важно, но не пыталась разгадать почему.

Всё было как было.

Весь следующий час она изо всех сил старалась влиться в праздничный водоворот. Совсем недавно Мэдди знать не знала о существовании этого мужчины, но теперь, когда он ушел, она постоянно ощущала его отсутствие. И Питер ей тоже на глаза не попадался. И, пожелав отцу счастливого Нового года, она отправилась его разыскивать, сгорая от нетерпения, намереваясь выспросить у него все, что он знает о своем друге, если предположить, что это его друг. Но она узнала лишь, что Питер отправился куда-то на другую вечеринку.

— Такой уж он общительный, — объяснила пунцовая Делла, которая за весь вечер так ни разу и не покинула танцпол.

— А он вернется? — спросила Мэдди, и собственный голос показался ей неожиданно безжизненным.

— Не думаю, — ответила подруга, прижимая тыльную сторону ладони к мокрому лбу. — Он сказал, что попросил твоего отца завезти меня домой. Ну что, может, найдем тебе еще кавалера на следующий танец?

Мэдди была не особенно к этому расположена. Внезапно ногам стало больно в тесных туфлях, а жара показалась невыносимой.

И когда вскоре к ней подошла мать и сказала, что собирается домой, а их с Деллой Ричард попозже развезет по домам, Мэдди вдруг ответила, что, если Элис не возражает, она поедет с ней.

— Правда? — переспросила Элис, не скрывая удивления.

Мэдди ощутила замешательство матери. Она и сама себе изумилась. Но, в конце концов, она уже научилась не чувствовать одиночество во время этих жутких безмолвных пауз, которые часто возникали, если они с Элис оставались наедине.

— Да, — решила Мэдди. — Думаю, мне пора.

Она на самом деле собиралась уйти. И хотя их обычное молчание — тяжелое, напрочь лишенное дружелюбия — растянулось почти на всю поездку, на этот раз Мэдди это ничуть не беспокоило. По крайней мере, неловкость не ранила ее так сильно. Шофер вез их по темным, засаженным деревьями центральным улицам Бомбея мимо бежевого здания телеграфа, величественной муниципальной корпорации и мимо скрытых от глаз узких улиц, на которых люди жили семьями по десять человек в одной комнате, зажатые в этом городе вечной суеты, где людей было больше, чем пространства. Мэдди сидела в автомобиле, ничего не видя перед собой, повернув лицо к окну, навстречу несшему затхлый запах ветру, и раз за разом прокручивала в памяти тот момент, когда неизвестный друг Питера помахал ей.

Она так глубоко погрузилась в воспоминания, что не сразу заметила, что Элис смотрит на нее выжидательным взглядом.

— Прости, — очнулась она. — Ты что-то сказала?

— Я спросила, нашел ли тебя Гай, — ответила Элис.

— Гай? — бестолково повторила Мэдди.

— Он искал тебя, — пояснила мать.

— За весь вечер я с ним ни разу не переговорила.

— Думаю, он хотел потанцевать.

— Он ничего не сказал.

— Нет?

— Нет.

— Досадно, — проговорила Элис.

— В самом деле, — согласилась Мэдди. Исключительно вежливая беседа.

Они помолчали.

Мэдди, решив, что разговор иссяк, повернулась к окну, приготовившись возобновить свои наблюдения за темными улицами. Но Элис вдруг спросила:

— Тебе понравился салют?

— Понравился, — осторожно ответила Мэдди. Неужели Элис видела ее там, на террасе? Видела ли она его?

Если и заметила, то виду не подала.

— Ты очень любила салют, когда была маленькая, — только и сказала Элис.

— Да?

— А ты не помнишь?

— Не очень, — ответила Мэдди. Она уехала еще совсем ребенком. Ей не было даже восьми, поэтому многое забылось. — Кажется, я припоминаю Ночь Гая Фокса на лугу перед колледжем Крайстчерч…

— Об этом мне ничего не известно, — оборвала ее Элис.

По резкому тону и взгляду голубых глаз матери Мэдди поняла, что, конечно, совершила ошибку, упомянув Оксфорд. Но было уже слишком поздно. Ей захотелось извиниться.

Но прежде чем Мэдди успела открыть рот, Элис подалась вперед, похлопала водителя по плечу и попросила поторопиться.

Опять тишина. У Мэдди больше не получалось не замечать это неестественное молчание и мамины ссутулившиеся худые плечи под шалью. Девушке хотелось сказать что-нибудь такое, что помогло бы сгладить вновь возникшее между ними напряжение, и она попыталась деликатно вернуться к воспоминаниям о том салюте в детстве, спросив: