До последнего звонка - [11]
Они вошли в зал, прошли мимо грозной фигуры директора, Блядхерста-Батхерста, которого все ненавидели. Он умер еще в 1997 году, но сейчас он был жив в затуманенном вином и пивом мозгу Ньюсона, со своим белым, словно у привидения, лицом и мрачной ухмылкой, не менявшейся, несмотря ни на какие обстоятельства.
— Ага, Маркс и Энгельс, — сказал он и жутковато улыбнулся, что означало, что он в шутливом настроении. — Надеюсь, рождественского заговора сегодня не будет, а, Хелен? Я подумал, что вы бы, наверно, одобрили только заседание коммунистов.
— Я не коммунистка, я рабочий-социалист, сэр, — ответила Хелен, — и, в соответствии с нашей тактикой участия, я собираюсь подорвать дух этой вечеринки изнутри.
За спиной Блядхерста-Батхерста, купаясь в золотистом праздничном сиянии, сидела миссис Куртис. Пышка Куртис, всеобщая любимица! Все мальчишки просто обожали ее добрую улыбку, белокурые локоны и огромные груди. Ньюсон видел ее такой, какой она была в тот особенный вечер, сидя у динамиков и вытянув перед собой длинные ноги. Ни у кого не было более выпуклой попки, чем у миссис Куртис.
Хелен взглянула на нее и, как всегда, разозлилась: глядя на миссис Куртис, можно было подумать, что феминизма просто не существовало.
— Да, платье действительно суперсекси, — подтвердил Ньюсон, бросая на нее еще один долгий взгляд, чтобы проверить свое утверждение.
Хелен пошла за пуншем.
Казалось, монитор компьютера немного поблек от бездействия, но Ньюсон по-прежнему не решался нажать кнопку. Он был пьян и не торопился вернуться в настоящее, наслаждаясь безопасностью прошлого. Снова послушать школьного диджея, придурка Дьюхерста из шестого класса, вся слава которого зиждилась на наличии двойной вертушки. Он в пятый раз гонял песню «Знают ли они о Рождестве?», записанную только что Бобом Гелдофом с целой кучей звезд в помощь эфиопским детишкам. Как же счастлив был тогда Ньюсон. Как счастливы были все они, давным-давно с тех пор выросшие мальчики и девочки четырнадцати лет, с бесконечным запасом юношеского оптимизма.
Бой Джордж, Симон Ле Бон, Bananarama и все звезды 1984 года грустно пели о том, как печально Рождество в голодающей Африке. Бой Джордж, наверное, тоже был счастлив. Он ведь не знал, что две строчки сингла Band Aid последний раз вознесут его на пьедестал почета.
Не только Бой Джордж распрощался со своими мечтами. Многие подростки, которые так радостно улыбались на той давно прошедшей рождественской вечеринке, столкнулись в дальнейшем с болью и разочарованием. Никто в тот вечер не мог сказать, кто будет победителем, а кто проигравшим в жизни, но годы открыли этот секрет довольно скоро — скорее, чем кто-либо из этих счастливых подростков мог себе представить. Они думали, что всегда будут молоды, но время утекало, длинное, ленивое солнечное детство уходило навсегда, и вскоре для них началась гонка взрослой жизни.
Танцплощадка медленно наполнялась. Даже пара мальчишек танцевала, отлепившись от стен, к которым они, казалось, были намертво приклеены. Самые лихие, самые уверенные в себе девчонки танцевали с самого начала. Кристина Копперфильд была именно такой. Настоящим лидером.
Та волшебная юбка. Необыкновенная белая юбка с алой рождественской лентой. И те ноги. Кристина Копперфильд играла в теннис за школу. Она еще играла в хоккей на траве и волейбол и была победительницей соревнований по танцам в местном клубе. В Америке ее бы назвали королевой бала и самой классной девчонкой. У нее были спортивные ноги. Стройные, сильные, обалденные. Взрослеющий Ньюсон много ночей подряд засыпал, мечтая об этих ногах. Которые были так далеки от него. О которых ему даже мечтать не стоило.
По крайней мере, до той рождественской вечеринки в 1984 году.
В тот вечер все изменилось. Все правила были нарушены. Ботанику повезло. Принцесса на мгновение грациозно сошла со своего трона, чтобы удостоить своим вниманием плебея.
Пришла очередь Майкла Джексона зажигать толпу. Его музыка и количество выпитого пунша, безалкогольного, но бодрящего, сыграли свою роль. Дьюхерст жестом заправского диджея поставил «Триллер», опустил иглу, и весь танцпол взорвался воплями.
— Зажигай, Томми! — орали молодые люди на жаргоне того времени, рассыпаясь по залу. Все визжали, вопили, безуспешно пытались изобразить «лунный шаг». Особенно старались те, кто в принципе не мог это сделать. Но они чувствовали себя мастерами. Кейран Битти, единственный в классе толстяк и соответственно главная мишень для шуток, нацепил одну сверкающую перчатку. Стокилограммовый, белый, веснушчатый, английский Майкл Джексон.
Майкл Джексон в то время был героем. Но время не пожалеет никого.
Кристина Копперфильд танцевала с подружками, потому что именно в тот вечер она рассталась со своим парнем по имени Пол, из старшего класса. Пол и Кристина были золотой парой, и их ссора стала главной новостью вечеринки. Пол был большой, крепкий и симпатичный, лидер своей собственной маленькой банды. Ему было шестнадцать, и у него был мопед; более того, у него хватило дерзости убрать с него букву «У» и возить пассажиров, как будто ему уже семнадцать и он сдал экзамен на права. Они с Кристиной так классно смотрелись, когда вместе катались у школы: он с твердым подбородком, который уже нужно было регулярно брить, и она с легендарными мускулистыми ногами, обвившими его крепкий торс, и золотистой копной волос, развевающихся из-под шлема.
