До последнего солдата - [28]

— Вот вы, вдвоем с сержантом Сябрухом, и пройдете все подземелье. Только осторожно, не заблудитесь.

Беркут взглянул на часы. Немцы молчат уже сорок минут. Видно, капитан пока еще приходит в себя от счастья.

Перестрелки на том берегу то умолкали, то разгорались с новой силой, но теперь они уже явственно смещались влево, все дальше и дальше от косы.

«Значит, теснят наших, — понял он, — очищают берег. При фланговом ударе удерживать берег всегда труднее. Постоянная угроза того, что отрежут, прижмут к воде. Психология боя».

— Лейтенант, возьмете пятерых бойцов и через полчаса выдвинетесь к лощине, в которой лежат наши погибшие. Как только появятся немцы, имитируйте слабое сопротивление и, не растрачивая зазря боезапас, перебежками отходите к этой гряде. Отсюда уходите уже без стрельбы. Тем, что засели в сарае, тоже прикажите уйти. Вдруг кто-то из немцев заглянет туда. Их поход придется пересидеть в штольнях. Уверен, что, пройдя плато и не встретив сопротивления, немцы не сунутся на косу, повернут обратно.

— Вы слишком полагаетесь на этого фрица, на его «слово офицера».

— Как и он — на мое. Преследовать немцев не нужно. Если будут хоронить убитых — не мешать. И вообще не выдавать себя. Обойдите все строения и предупредите людей. Быть готовыми к бою, но не стрелять. На выстрелы немцев не отвечать. Это приказ.

— Странноватый, — проворчал Глодов, но…

— Если эта немецкая рота уйдет, мы выиграем массу времени, которое нужно не столько нам, сколько штабу дивизии, чтобы подготовиться к новому прорыву.

— Приказ, конечно, более чем странный. Как и вся эта сделка, которая не нравится мне в самом принципе. Кстати, где вы будете находиться в это время? По-моему, вон там, у входа в каменоломни, есть какая-то хибара.

— Дык старик же там живет, — подсказал всезнающий Сябрух. — Каменотес. Брылой его зовут. У него там каменный дом — что крепость. Плохо только, что в половину высоты в землю вмурован. Вроде как землянка. Хотя сам Брыла всю жизнь в каменоломнях отбутузил, мог бы такую домину себе отгрохать.

— Он что, и сейчас в доме? — заинтригованно спросил Беркут. — Обнаружен еще кто-либо из хуторян?

— Больше никого. Брыла тоже только вчера вернулся на хутор. Из села. С ним еще парнишка. До этого немцы выгнали их всех отсюда.

— Да он уже и задымил, — добавил Глодов. — Вон, печку топит.

— В таком случае я буду находиться у старика, лейтенант. — При упоминании о печке и тепле Беркут вдруг почувствовал, что сил его хватит лишь на то, чтобы добрести до пристанища каменотеса.

Он не спал уже третьи сутки. Еще и за час до вылета из отряда ему пришлось отбивать натиск карателей, которым очень хотелось ликвидировать партизанский аэродром вместе с самолетом. Задержись там летчики еще хотя бы на два-три часа, немцы наверняка бросили бы на них авиацию. Вот только с авиацией у них сейчас и на фронте скудновато.

— Мне нужно хотя бы полчаса подремать, — объяснил Глодову. — Всего полчаса.

— Если немцы не ударят по нас артиллерией, думаю, это удастся.

— Не ударят они сейчас, поскольку не знают, где наши позиции, а где позиции их войск. Поэтому не рискнут. Вы же, как только придете в себя после перестрелки, тоже отдохните. Потом нам с вами отдыхать уже вряд ли придется. Причем бог знает, сколько дней и ночей.

16

…И во сне Андрею тоже открылось вдруг огромное каменистое плато, омытое с трех сторон водами лимана, которое он осматривал как бы с высоты птичьего полета: нагромождение черных скал, неожиданно представших перед его взором; мрачный каньон, или пропасть; косматые тени среди таинственных, причудливой формы, столбов-идолов.

Где и когда он мог видеть все это? Из какой яви зарождался этот галактический пейзаж?

Беркут не заметил, как провидение сбросило его с поднебесья, и он оказался в окружении химерных каменных идолов, от каждого из которых веяло могильным холодом.

Пугаясь их, явственно ощущая страх, Андрей долго, выбиваясь из последних сил, брел и брел куда-то по этой бескрайней каменистой пустыне, гонимый леденящим ветром и жаждой во что бы то ни стало пройти и выжить. Выжить и пройти! Во сне, как и наяву, так же шел снег, а вдали, словно невесты в свадебных нарядах, виднелись ивы, которые, как только он приближался к ним, тотчас же превращались в заснеженные гранитные скалы.

Этот путь через вечную, холодную пустыню одиночества был таким долгим и трудным, что, когда Андрей услышал, как кто-то позвал его: «Капитан! Товарищ капитан! Командир!…» — то еще долго оглядывался вокруг, не в состоянии понять, где зарождается этот голос, долетавший до него словно бы из подземелья.

И лишь когда уже какой-то другой, сердитый голос пробубнил: «Да не трожь ты командира, дятел жучкоедный! Видишь же: человек в крайнем изнеможении», — начал медленно, как из трясины, выбираться из своего кошмарного сна-видения.

— Что?! Что случилось? — резко спросил капитан, открыв глаза. — Где немцы?

— Да немцы везде. Немцев хватает, — извиняющимся тоном причитал над ним несуразный в своей одномерной фигуре связист. — Там телефон вдруг ожил. Вас просят.

— Что, снова есть связь? — только сейчас по-настоящему проснулся Беркут. — Так что ж ты?! Аппарат телефонный где, в каменоломне?