До наступления завтра - [7]

Его мама ахнула.

— Зачем, Чарльз, это должно было обойтись в недельный заработок.

Она не преувеличивала. Сканеры, как правило, были не для частного использования. Разные фирмы инвестировали в них средства, чтобы они могли просканировать кандидатов на имеющиеся вакансии. Они были у финансово-кредитных учреждений, чтобы понять кредитоспособность человека. Все остальные пользовались сканерами в атриуме лобби АВоБ.

— Неделя и два дня, если быть точным, — сказал его отец. — Но цена не имеет значения, когда речь о моем единственном и неповторимом сыне.

Логан окаменел. Его прежний восторг почти полностью испарился.

«Как насчет Майки? — хотелось закричать ему. — Ты забыл о своем первенце только из-за того, что он где-то руководит первобытной общиной в дикой местности?»

Логан не забыл. Более того, он сам стал помогать Подполью. Они с Майки были паранормальной парой передатчик-приемник, что означало, что Майки может посылать сообщения в мозг Логана. Последние пару лет Майки посылал ему изображения тех припасов, в которых нуждалась Хармони. Тогда Логан сообщал об этом Подполью, и таким образом они могли снабжать общину в дикой местности необходимыми медикаментами и гигиеническими средствами.

Его родители понятия не имели, что он был связным Хармони, — и он собирался сохранять это так и в дальнейшем. Они бы никогда этого не одобрили. Они хотели, чтобы он сконцентрировался на плавании. Конечно, сами они были активными участниками Подполья, но Логан всегда чувствовал, что это в большей мере касалось матери, чем отца. Не раз у него появлялось ощущение, что его отец желал бы, чтобы они могли быть просто нормальной семьей, живущей нормальной жизнью.

Двигаясь плотной группой, они поднялись по лестнице к прибору, который арендовал его отец. Никакого двумерного сканера для Чарльза Рассела. Его папа заполучил наилучший сканер, транслирующий воспоминание на все пять чувств. Не удивительно, что это стоило так много кредитов.

Его отец передал ему шлем, и Логан напрягся, обливаясь потом. Он выглядел в точности как тот, который он надевал раньше этим утром.

Он не был готов. Последнее, чего ему хотелось, — разделить свое воспоминание, когда он все еще не знал, что оно означает.

Как всегда, его папа не дал ему выбора.

Логан глубоко вдохнул и надел шлем. Его мама и папа поднырнули под машину в форме пончика, и он закрыл глаза, открывая свое сознание, как его учили делать на курсе Основ Медитации.

Он подумал об открытых дорожках для плавания, свободных от людей, мусора и досок для плавания. Откройся. Широкий, открытый океан, в котором он мог бы плыть вечно и никогда не достичь противоположного берега. Откройся. Чистая голубая вода, самое открытое пространство, которое он когда-либо знал. Откройся, откройся, откройся.

Воспоминание немедленно всплыло в его голове, словно однажды полученное оно зависло на краю сознания в ожидании, когда его вызовут снова.

Он скользил сквозь воду, бросок за броском. Его гребки были сильными, движения мощными. Все его тело работало, как единый отлаженный механизм.

Его пальцы коснулись края бассейна, и он рванул вверх, чтобы наполнить легкие воздухом. Его уши заполнили оглушительные аплодисменты. Шум был настолько громким, что отражался от стен и отдавался у него в груди.

Единым движением он выбрался из бассейна. Его мокрые ноги коснулись твердого бетона, а в воздухе пробился запах хлора. Везде, куда бы он ни смотрел, он видел толпящихся людей. Набившихся на трибуну, размахивающих флагами разных городов, скандировавших его и других пловцов имена. На противоположном конце помещения висел баннер, огромными буквами объявлявший: Общенациональное Соревнование Золотой Звезды.

Он сорвал шапочку для плавания и потряс головой, разбрызгивая капли воды в радиусе двух футов. Шапочка упала к его ногам. Она была темно-синего цвета с золотой звездой, что могло значить только одно. Это был финальный заплыв Общенационального Соревнования.

Он присел на корточки, чтобы поднять шапочку, и увидел шрам, застывший змейкой в центре его ладони. Он выглядел свежим — возможно, ему несколько месяцев, самое большее — год. Логан встал и оглядел помещение, ища, ища, ища. Тут было так много людей. Так много девушек с каштановыми волосами и миндалевидными глазами.

А затем он нашел ее. В первом ряду, прямо в центральном отделении трибуны. Калла Энн Стоун.

Она встретилась с ним взглядом и кивнула. Только раз.

— Мой красный лист, — беззвучно произнесла она.

Его затопил поток какого-то чувства, настолько сильного, что оно почти сбивало с ног.

В глубине своей души он знал, что его принимают таким, каков он есть.

Она заставила его почувствовать принадлежность.

Вот так. Это все его воспоминание. Логан стянул устройство с головы и стал ждать, пока родители выберутся из экрана в форме пончика. Прошла минута. Ничего. Две минуты. Наконец его отец согнул свою длинную спину и появился из-под машины.

Логан задержал дыхание. Теперь, когда его папа увидел его воспоминание, он непременно что-нибудь скажет о второй части видения. О части про Келли. Об ошеломляющем ощущении принадлежности. Он признает, что у Логана редчайшая судьба в качестве пловца, — но в его будущем есть нечто большее. У него даже может быть некое понимание того, что значит эта часть его воспоминания. Логан совершенно точно не знал.