До любви две мили и один шаг - [50]

Долгие секунды ожидания проходили бесследно, но ничего не происходило, и я распахнула глаза, увидев, что на фоне полной луны передо мной стоит человек. Его рука сжимает рукоять ружья, небрежно перекинутого через плечо. Я шумно выдохнула.

— Вы меня напугали, сэр, — дрожащим голосом произнесла.

Но, честное слово, он продолжал пугать меня, ибо не собирался ничего отвечать. Я еще раз обвела его взглядом. Что он здесь делает с ружьем? Ночью? Ведь он не на охоте… или на охоте, но жертва здесь… я?

— Сэр? — мои пальцы зачем-то ощупывала крутой круп лошади.

Я не могла понять, кто этот незнакомец. Луна, как назло, не была зашторена тучами и выглядывала из-за его спины.

— Что вы здесь делаете ночью, леди Блайт? — наконец, я услышала его голос, и мое сердце громыхнуло о ребра.

— А вы? — просипела, потеряв голос.

— Танцуете под луной, леди, или торопитесь на шабаш? — вместо ответа язвительно спросил он.

— А вы вышли пристрелить пару тройку кроликов?

— А вы всегда отвечаете вопросом на вопрос, — его спокойный самоуверенный голос чертовски бесил, но вместе с тем вызывал желание броситься на шею.

— Только в тех случаях, когда у собеседника нет с собой ружья. А сейчас это нервное.

Он выразительно глянул на оружие.

— Приходиться думать о своей безопасности, когда вокруг горничные мрут, как мухи.

Я нахмурилась, сжав поводья и переступив с ноги на ногу. Он продолжил:

— Быть может, это ваши колдовские штучки, леди Блайт? А здесь вы прячете улики.

— Мистер Остин, я не убиваю на полнолуние. Да, и не люблю яд. Предпочитаю пить кровь девственниц. Кто там у меня на очереди? Ах, да… я как раз спешила в дом миссис Бейли, слышала, что скоро ее дочурка потеряет невинность, — кажется, я перестала соображать, что говорю, и меня захлестнула ревность.

— Тогда придется вас пристрелить, леди, — в его голосе не было ни грамма сочувствия.

— Уверена, что один человек точно вам скажет за это спасибо.

— Тот, что поджег ваш дом, отравил горничную и убил мистера Стоуна?

Я окаменела. Откуда ему известно про гувернера? Разве я говорила?

— Дьявол, кто посмел так облажаться? — выругалась, стиснув зубы, — откуда вам известно про Стоуна?

— Не вы ли говорили, леди Блайт, что сплетни — это преимущество деревни?

Я растерялась. Он запомнил мои слова. Он точно дьявол! Настоящий, во плоти!

— Вы меня пугаете, Джеймс.

— Почему? Потому что говорю правду? Или потому что хорошо вас знаю?

— Потому что… — я вновь задыхалась, вцепившись в седло обеими руками, — потому что… как это хорошо знаете?

— Лучше, чем вы сами себя знаете, леди Блайт, — произнес с той уверенностью, которая шевельнула в душе суеверный страх, — и знаю, что вы любите меня, Анна, но боитесь сказать.

Слезы подступили к горлу, удушая, словно удавкой. Я покусывала губы, едва сохраняя остатки самообладания.

— Джеймс… я…

— Ваш муж… этот чертов ублюдок, который никогда вас не ценил, — его голос стал безумно громким и обличающим, — приехал только ради одного, чтобы дать вам развод. А я, леди Блайт… Анна, я жалею только о том, что потерял голову от ревности, когда увидел тебя с Вебером и сделал мисс Бейли предложение, — его голос тоже прерывался от тяжелого дыхания. — Все дело в том, что я люблю тебя. И я не могу с этим ничего поделать. Я бы с радостью, поверь мне, вырвал из груди сердце, уехал на другой конец мира, чтобы никогда, слышишь, никогда тебя не видеть. Но я не могу. Я люблю тебя больше этой чертовой жизни, больше всего на свете. Я люблю тебя. Ты слышишь, Анна?

Я тихо рыдала, прижав к губам побелевшие кулаки. Эмоции разрывали сердце, выворачивали душу, медленно рассекая ее на куски. Я глядела себе под ноги, не в силах поднять голову. Шарахнулась от его прикосновения, как от удара. Это было больно. Больнее, чем когда Энтони впервые мне изменил. Больнее, чем грядущий развод. Чем унизительное положение разведенной женщины.

Медленно я ощутила, что вокруг смыкаются объятия, что к макушке прижались его мягкие губы, что его сердце стучит громче и сильнее моего собственного. Я рыдала уже в голос, шмыгая носом, вцепившись в его одежду. Он был моим всем… моей жизнью. Я понимала, что буду любить его до последнего своего вздоха.

— Прости меня, моя любимая, — он утешал, думая, что я плачу из-за него, — моя Анна…

Я стукнула его в грудь, чтобы он замолчал. Это было невыносимо. Я должна успокоиться.

— Джеймс, ты ни в чем не виноват, — произнесла, когда поняла, что способна сказать целое предложение, не срываясь на всхлипы и плачь.

— Останься со мной, — его голос обволакивал и ласкал.

— Остаться? — он даже не знал, как я этого хотела. Просто быть с ним всю жизнь. — Как кто? Любовница?

— Анна, пожалуйста…

— Я не могу, — в другой раз бы смогла, но не сейчас.

— Я разорву помолвку.

Я подняла голову, встречаясь с ним взглядом. Едва сдержав вновь накатившие слезы, ответила категорично:

— Если ты это сделаешь, Мери Бейли будет опозорена.

Если честно, мне не было до нее дела. Но я не могу быть дрянью перед самой собой.

— Я никогда не забуду о том, что было здесь, в Шропшире, — произнесла, сглатывая молчаливые слезы, — я уеду, Джеймс. Я убегу от тебя на край света, чтобы ты мог жить спокойно. Но я буду счастлива. Поверь мне.