Дни знамений - [73]

– Я давно хотел познакомиться с тобой, – сказал Аледельдар. – Мне очень нравятся поэмы твоего отца.

– Мне тоже, – сказал Родри, – хотя сути их я не улавливаю.

Все рассмеялись, кроме маленького Фарена, который вертелся на руках у Родри и вдруг, заглянув ему за плечо, спросил:

– Кто там? Какая чудная!

– Красивая, это да, – заметил Калондериэль, – а странного ничего не вижу.

Оглянувшись, Родри увидел вполне обычную эльфийскую женщину, с волосами цвета меда, длиною до пояса, заплетенными в две толстые косы. Она стояла среди шатров примерно в тридцати шагах, одетая в простые кожаные штаны и льняную рубаху, с корзинкой зелени в руке, и разглядывала мужчин, но стояла так неподвижно и смотрела так жестко, что это действительно создавало некую неуловимую странность. Возможно, это была отрешенность от делового оживления вокруг? У Родри возникло смутное впечатление, что ее на самом деле тут нет, как будто она стояла за неким невидимым окном и смотрела на бурлящий лагерь. Когда Калондериэль дружески помахал ей рукой, она повернулась и пошла прочь, слившись с окружающей суматохой.

– Как ее зовут? – спросил Родри.

– Не знаю, – отозвался Калондериэль. – Дел, она приехала с твоим отрядом?

– Нет. Никогда прежде ее не видел. Да ведь здесь огромное множество народу. Не можем же мы знать всех наперечет!

Из чистого любопытства Родри высматривал эту женщину весь день. Он описал ее внешность нескольким друзьям, но никто не припоминал и не признавал ее, а между тем внешность была необычная. Среди Старшего народа волосы темно-золотистого оттенка – чрезвычайная редкость и могли даже намекать на примесь человеческой крови. Вечером, отправившись за водой по просьбе поваров, Родри заметил ее в просвете между шатрами, но она уходила в противоположном направлении, и, хотя и оглянулась на его окрик, не остановилась, а, наоборот, ускорила шаги.

Второй раз он увидел ее лишь поздно ночью, когда празднество уже давно завершилось. На краю лагеря, подальше от табуна и стад, эльфы расчистили площадку для танцев, подрезав высокую траву, чтобы не путалась под ногами. При свете факелов музыканты расселись в сторонке, – арфисты, барабанщики и пара флейтистов, чьи инструменты, связанные из нарезанных тростинок, издавали низкое гудение. Танцоры выстроились длинными рядами, вскинув головы и выпрямив спины и руки; подчиняясь ритмам музыки, ноги их выплясывали замысловатые фигуры. Ряды то застывали на месте, то скользили быстрыми змейками по лугу или сворачивались кругами, а потом валились с хохотом на прохладную траву. Встряхнувшись, все повторяли снова, пока те, кто постарше или поленивее, не стали покидать площадку. Родри ушел одним из первых.

Взмокший и запыхавшийся, он упал на землю под высоким светильником на достаточном расстоянии от музыкантов, чтобы расслышать собственные мысли и не попасться на глаза очередной вьющейся змейке танцоров. Рядом с ним проявилась компания серых гномов; повалившись на спины, они стали отдуваться, передразнивая усталых плясунов. Родри засмеялся; тогда они повскакивали и принялись толкаться и пихаться, споря за право посидеть у него на коленях. Вдруг один из них, вытянув губы трубочкой, указал пальцем на что-то позади Родри, а остальные насторожились, заворчали и исчезли. Родри стремительно обернулся – женщина с медовыми косами стояла над ним. В свете факелов глаза ее казались отлитыми из золота.

– Доброго вечера тебе, госпожа, – сказал он, поднявшись на колени. – Присаживайся!

Она улыбнулась и опустилась на колени, глядя ему в лицо, но ближе не придвинулась. Долго рассматривала она его, храня молчание столь же глубокое и непроницаемое, как ночное небо. Родри снова пронзило исходящее от нее ощущение отстраненности; что-то было в ней от фрески, написанной на стене храма, из тех фигур, что смотрят на тебя с высоты, как живые. Она была рядом, а лагерь с его праздничной суетой остался где-то далеко позади.

– Хмм… Меня зовут Родри, сын Девабериэля. Не соблаговолишь ли назвать свое имя?

– Нет, – сказала она, к его изумлению, на языке Дэверри. – Мое имя задаром не отдается. Но я могу обменять его на вот это колечко, принадлежащее тебе!

Родри невольно посмотрел на свою руку – на среднем пальце он носил серебряное колечко, шириной около трети дюйма, украшенное гравировкой – гирляндой роз.

– Увы, прошу простить меня, но эту вещь я не отдам даже ради того, чтобы доставить удовольствие такой красавице, как ты, госпожа!

– Оно сделано из гномьего серебра, знаешь ли ты об этом?

– Знаю. Из такого же металла сделан и мой кинжал.

– Верно. Много лет назад и то, и другое изготовил мастер-гном.

– Я знаю, кто был этот мастер, но кольцо это – эльфийское.

– Ничего подобного. Надпись на нем эльфийская, но сработано оно Горным народом, и не пристало носить его такому заметному среди Старших господину, как ты, Родри Майлвад.

– Ого! Никто не называл меня этим именем уже много, много лет!

Она рассмеялась, показав острые зубы, блеснувшие в мерцающем свете.

– Я знаю много имен, я знаю все твои имена, воистину, Родри, Родри, Родри! – она протянула к нему руку. – Отдай мне кольцо!