Дни поздней осени - [25]

— Что с тобой, Маша? Ты вся дрожишь!

Они согрели мне чаю, заставили выпить.

— Опять простудилась! — сказала мама.

— Н-нет... — бормотала я.

Уложили меня в кровать, я уснула.

Сегодня прекрасно себя чувствую. Снова и снова вспоминаю ту сцену. Какой замечательный день, я счастлива, оглушена! Ты рад за меня, мой дневник?

МАРТ

А в марте снег черненым серебром

под синей ношей грузно оседает,

последняя зима моя седая

на небе обнажается ребром.

И горько на закат малиновеет,

и убывает в золотом дыму,

чей рот так сладок в марте, не пойму,

чья жизнь таким освобожденьем веет?

И снова парк врачует желтый мед,

и снова прут березы в монограммах,

какие запахи толпятся в рамах,

какое солнце в форточку плывет!

Как это ново, шею обнажая,

ломать сосульку над своим окном

и ледяное матовое жало

губами переделывать в вино.

Как это ново, позабыв невзгоду,

увидеть, что сомнений ворожба

кончается и девочку Свободу

к тебе подводит за руку судьба.

АПРЕЛЬ

I

Вечер.

Холодно и звонко.

Днем растаяло —

теперь фарфор.

И чугунный сад, и ветки,

тонкие, как звон железа,

в яркую ледышку неба

молча вставили узор.

II

Остёр и глянцев, как свирель,

под крыши катится апрель.

Там, как свеча, горит сосулька

и звонок капельный брем-брель!

Сосулька, ручки растопырив,

повисла книзу головой,

в ее груди стеклянный бой

отстукал трижды по четыре.

О, полдень! Царствуй и прости,

в тебя полжизни закатилось,

прими и окажи ей милость,

горячим снегом окрести!

Весна, всели надежду в нас,

верни нам детскую беспечность

и горизонта бесконечность

открой для сердца и для глаз!

А мы направимся к опушке,

там льдина бьется карасем,

и небо синей колотушкой

колотит тучный чернозем.

Какая взгляду панорама!

Какое новое житье!

И сердце, вставленное в раму,

уже стремится из нее.

МАЙ

Зеленый луг не то что зелен,

он просто только что родился,

и солнца жаркий колобок

сиянье учит назубок.

Как легок день, как воздух вкусен!

А новый лес бежит, бежит

и машет тонкими руками,

бросая небу карамельки

липучих листиков своих.

Как легок день, как воздух вкусен!

Май месяц в радости искусен,

прошло уныние зимы,

отныне понимаем мы,

что смена счастья и невзгоды

всего лишь прихоти природы.

19 июля. Четверг

Новость у нас. Едем на несколько дней в Прибалтику. Это летний подарок дедушки мне и Ане. Конечно, здорово, в другое время я бы плясала от радости, а тут... Домашние, конечно, заметили. Они готовили сюрприз, а я выслушала известие с постной физиономией. До того ли теперь?

Завтра уезжаем в восемь часов на «Латвии». Так неожиданно! С утра, конечно, в Москву. Собираться. Мама хотела сегодня поехать, но я воспротивилась. Наговорила бог знает чего и Таню Патрикееву вновь приплела с английским. Сама побежала к Алексею.

Волновалась ужасно! Как встретит меня? Как держаться? Целовались мы или нет? Помнит ли, о чем говорили? Столько в голове крутилось вопросов, так нервничала, что подгибались колени.

А он встретил меня какой-то рассеянный. Дрожащим голосом сообщила, что уезжаю в Юрмалу.

— Жаль, жаль, — сказал он весьма равнодушно.

У меня внутри все оборвалось.

— Вот и отдохнете, — сказала я, — никто вам мешать не будет.

Он улыбнулся:

— Да вы мне не мешали, Маша. — Опять на «вы»! Наверное, жалел о случившемся. Я чуть было не выпалила: «Не беспокойтесь, я все позабыла». Ни словом не обмолвился о вчерашнем.

— В Юрмале хорошо. Советую вам гулять берегом моря. Идите далеко, далеко, пока не перестанут встречаться люди.

— Спасибо, — сказала я и чуть не заплакала.

— Привезите мне оттуда морской камушек, — попросил он.

И тут я не выдержала:

— Вы уж к тому времени позабудете обо мне.

— Ну что вы, Маша! — холодная улыбка.

— И напишете много хороших страниц.

— А! — Он махнул рукой. — У меня ничего не выходит.

— Это потому, что вас отвлекают.

— Кто? — спросил он удивленно.

Боже мой! Совсем другой человек! Глаза равнодушные, голос холодный.

Прибежала домой, зарылась в подушку. Вот вам и первый поцелуй, вот и любовь! Для него ничего не значащий случай, а я-то размечталась, дуреха.

Только заснула, как он явился перед глазами и произнес: «Лучше бы я тебе подарил ту цепочку». Вскочила, сердце колотится. Быстрей бы уехать, быстрей! Мне очень нехорошо.

20 июля. Пятница

17.00. До поезда три часа. Все уложено, скоро состоится прощальное чаепитие. Едем «малым» составом. Папа, мама, мы с Аней. Дедушка и тетя Туся провожают. Мы уже благодарили деда. Я изо всех сил крепилась и улыбалась. Тетя Туся бросала негодующие взгляды, ей казалось, что я недооцениваю значимость поездки.

Дедушка пребывал в хорошем расположении духа. Много шутил, смеялся.

— Не забывай про голландский, — сказал он.

Я пластинки еще не слушала, это, конечно, раздражает тетю Тусю. Ладно, приеду — займусь. Теперь у меня будет много времени. С Алексеем, наверное, все. Его равнодушие меня поразило.

Взяла с собой «Повести Белкина».

...22.30. В поезде, на верхней полке. Качает, поэтому почерк корявый. Аня уже спит. Мчимся в Прибалтику. Его стихи со мной, в дневнике. Не удержалась и почитала. «Окончилось все так, как начиналось. И на губах осталось только малость». Вот именно. А сейчас мне почудилось, что вспомнила поцелуй. И губы его ощутила...

21 июля. Суббота

Первый день на берегу Балтийского моря. У нас номера в Доме творчества. Дамский состав разместился в двухкомнатном, а папа получил просторный однокомнатный номер с гигантским рабочим столом. На этот стол он тотчас водрузил машинку и сказал, что надеется хорошо поработать. Весь папа в этом. Ну какая работа, если приехали отдыхать, да и то на неделю?