Дни ожиданий - [56]

На столбах у клуба горели яркие лампы — это постарался загодя Машкин, уделив часть своих гидробазовских запасов. Орал на весь остров динамик — люди готовились к мероприятию. Кто-то из наиболее нетерпеливых выпустил в небо три разноцветные ракеты. Интернатовские дети высыпали на крыльцо. Кто-то из них выронил эскимосский мяч — и при вечерней иллюминации дети стали резвиться на снегу, не слушая ворчливых воспитательниц.

Снова тьму апрельского неба прорезали веселые ракеты. Если бы сейчас над Северным полюсом летел самолет, летчику бы показалось, что на острове отмечают Новый год. И он был бы прав в своей ошибке, потому что, согласитесь, как-никак, а праздники на нашем бедном событиями острове — это вам не пустяк. И длиться праздник будет столько, сколько и подобает празднику — ни больше и ни меньше: веселые люди знают, что впереди будни.

Утром собачьи упряжки уйдут на побережье — охотникам надо проверять капканы; вездеходный след потянется во льды океана — это Машкин уйдет на остров Альберта; точки и тире морзянки ворвутся в утренний эфир — начнется вахта радиста полярной станции, долго будет стоять в конторе, оттаивай дырку в оконном стекле И. И. Акулов в мечте об очередном Мероприятии; раскроет свежую записную книжку Варфоломей Шнейдер — и на ее чистые страницы лягут первые строки нового сценария.

Автор еще не знает, что будет в этом сценарии, но надеется, что точность в изложении фактов поможет Варфоломею передать особый климат человеческих взаимоотношений, царящий на острове. Последнее слово за кино, а кино на севере любят все — и стар и млад. Согласитесь, не так уж и часто приходится нам смотреть хорошие фильмы. И уж тем более на острове, где нет даже телевидения…

Чукотка, 1976–1977

Рассказы

Дни ожидания хорошей погоды

Шестнадцать собак у нас, две неполных упряжки. Есть среди них и щенки прошлого года — глупые еще, мы их запрягаем чаще, пусть привыкают. И два совсем малых кутенка — эти не в счет.

Живем мы на берегу Ледовитого океана. Если выйти из избушки и пройти семь шагов на север, дальше покатишься с обрыва. А внизу большая ледяная площадка, окруженная торосами.

Наташа так и делает. Она подходит к обрыву, ложится на спину и съезжает вниз. Щенки за ней — с визгом!

Наташе шесть лет. Зимой и летом она живет в этой избушке. Ее отец охотник — эскимос Николай. Мать — тоже охотница, чукчанка Теюнэ. Это мои друзья. Видимся мы редко, хотя я и обещаю приезжать каждый год.

А вчера по этому обрыву скатился белый медведь. В общем, он вовсе и не белый, а какой-то желтый, как в поселковом магазине игрушка из светло-желтого плюша. Николай и Теюнэ уехали проверять капканы, оставили нам старого пса Мальчика и двух молодых. Вой подняли молодые, по не решились приблизиться к зверю.

Медведь ковырялся на помойке рядом с домом. Я выскочил вместе с Мальчиком, мишка крутанулся на месте, скатился с обрыва и кинулся в торосы. Мальчик и осмелевший молодняк бросились его догонять. Но он уходил быстро. Бегает медведь смешно, вихляет желтым задом, часто оглядывается, оттого и кажется неуклюжим. Но это впечатление обманчиво — он ловок и быстр.

Тяжело дыша, собаки возвращаются часа через два.

Мальчик — помесь колли с чукотской упряжной собакой. Совершенно невероятное сочетание. Он стар, умен, нетороплив. Глаза у него белые. Я никогда у собак не видел таких глаз. Медведя он не боится и в упряжке вожак. Если Николай и Теюнэ разъезжаются по участкам одновременно и не берут с собой Наташу, они не берут и Мальчика, оставляют дочь под присмотром старого пса. Живет он в комнате — это его привилегия.

— Мальчик, иди скажи, сейчас кушать будем! — говорит Наташа.

Мальчик толкает дверь, выходит на лестницу, и вскоре раздается истошный вой собак, ожидающих кормежку. Как удается Мальчику передать информацию — остается неясным…

— Умка еще придет, — вспоминает вчерашнюю историю Теюнэ.

— Зачем?

— Ко-о… не знаю… они каждый год приходят, — смеется Теюнэ…

— Во-он, — кивает Николай на топчан, — прошлой весной приходил.

На топчане шкура белого медведя.

— Она, — показывает Николай на Теюнэ. — Ее работа.

…Однажды, когда Николай уехал на охотучасток, медведь подошел к дому, залез в сени, устроил там форменный разбой, а потом поднялся по ступеням и влез в комнату. Там были Теюнэ, пятилетняя Наташа и Мальчик. Хорошо, что оружие находилось в комнате, а не в сенях, как обычно, где оставляют карабин, чтобы он не запотевал в теплом помещении. Теюнэ убила зверя, выстрелив ему в пасть.

— Подъезжаю к дому, собачки беспокоятся, что такое, думаю, — рассказывает Николай. — Вхожу, медведь на пороге лежит, женщины на топчане прячутся, а рядом с ними на полу Мальчик рычит… Даже разделать умку не успели!

Николай хоть и посмеивается добродушно, но в голосе у него скрытая радость, вот, мол, какие у меня женщины, не подкачали.

Свой карабин я тоже решил привести в порядок — он был совсем новый, еще в смазке, никто им ни разу не пользовался. С вечера отмыл его керосином, а утром ушел пристреливать. На выстрелы вышла Наташа.

— Не надо стрелять по бутылкам, — сказала она.

— Почему?

— Собачки летом лапки поранят…