Дни мира - [10]

Одним из лиц, на которые начальство обратило его внимание, поскольку это лицо могло оказаться в Париже, был человек по имени Рок О’Фарран, известный также как Шаун Арран. Он бежал из Ирландии вместе с одной из пяти дочерей сэра Джона Грина и постоянно отправлял из-за границы инструкции и деньги мятежникам. За несколько лет он превратился в опасного врага Короны, но до сих пор ни одному из агентов Форин Оффис не удалось выяснить его нынешнее имя и установить место проживания.

Господин Уиндон, хотя и без особой надежды, допускал возможность того, что Элен, которой он оказал услугу, когда-либо сможет, пусть даже и не догадываясь об этом, дать ему какую-либо информацию. Он не упускал ни одной возможности побеседовать с ней и всегда интересовался новостями о ее семье. Сотрудники должны были всегда предупреждать его, когда Элен появлялась в банке.

Уиндон знал, что сбежавшую дочь почтенного лендлорда звали Гризельдой. В тот момент, когда он открывал дверь своего кабинета, услышал, как Элен произнесла это имя. Он осторожно прикрыл дверь, оставив достаточно большую щель, чтобы увидеть, как господин Шеридан прижал палец к губам и как Элен с удивлением посмотрела на него.

Когда три интересовавших его человека выходили, господин Уиндон заметил, что «американец» слегка прихрамывает. В досье на Рока О’Фаррана отмечалось, что вождь мятежников мог получить рану во время схватки с констеблями.

Этим же вечером он отправил сообщение своему начальству в Лондоне. Через пару недель банкир получил письмо с рядом вопросов. От него требовали информацию о Шеридане-Арране-О’Фарране, которой он не обладал. К тому же, Шеридан на днях сел в Марселе на корабль, отправлявшийся в Китай, вместе с другими участниками пробега и их автомобилями. Чтобы продолжать слежку за ним, достаточно было читать газеты.

В очередном сообщении, отправленном в Лондон, господин Уиндон уточнил, что госпожа Шеридан, оставшаяся в Париже, продолжала жить в том же отеле, что и раньше. В беседе с Уиндоном она сказала, что будет дожидаться возвращения мужа, разумеется, возвращения с победой.

В этом же донесении господин Уиндон сообщал, что во время своего пребывания в Париже Шеридан не только не брал деньги из банка, но и вносил на свой счет значительные суммы. Банкир позволил себе высказать предположение, что Шеридан, вернувшийся из Индии, мог привезти с собой большое количество драгоценных камней, которые постепенно продавал в Париже. Махараджа Марабанипура был известен своими огромными сокровищами, основной объем которых был представлен жемчугом и драгоценными камнями. Вряд ли ирландцу удалось украсть часть этих сокровищ. Скорее следовало предполагать, что два этих человека заключили союз для борьбы против господства Англии. Достаточно было вспомнить, что район Марабанипура на протяжении ряда лет был центром выступлений против англичан. На самого махараджу до сих пор не пало никаких подозрений, но не исключено, что это было связано всего лишь с плохой работой осведомителей… Мистер Уиндон осмелился высказать подобные предположения, хотя отнюдь не считался специалистом по Индии. Он добавил, что накануне своего отъезда Шеридан снял все имевшиеся на его счету деньги. Что он собирался делать с ними в Пекине?

Сразу скажем, что господин Уиндон ошибался, рассуждая о том, как Шеридан хотел использовать фунты стерлингов, которые получил в его банке. Он взял с собой в Пекин всего лишь деньги, необходимые для расходов во время пробега. Основная сумма осталась у Гризельды, хорошо представлявшей, что делать с этими деньгами.

* * *

Далла приходила к Томасу каждое утро. Она всегда спала рядом с ним, полностью расслабившись, вытянувшись вдоль его левого бока и положив руку на грудь юноши. Ее рука казалась Томасу почти невесомой, словно это была тонкая веточка. При этом она так плотно прижималась к нему, что почти лежала на нем. Перед тем как скользнуть к нему под одеяло, она целовала его в губы, и поцелуй этот всегда был легким, словно взмах крыльев пчелы, с ароматом кофе и меда. Иногда Далла целовала его уходя. Она всегда мгновенно просыпалась, как и засыпала, и на ее губах постоянно играла улыбка. Проснувшись, она или сразу же убегала, или садилась возле Томаса и рассказывала ему, сопровождая свой рассказ выразительными жестами, какую-нибудь историю на венгерском языке. Иногда эти истории были серьезными, иногда забавными, и она смеялась.

Однажды утром Далла сказала Томасу что-то показавшееся ему очень важным, но он понял ее слова не лучше, чем все остальное. Она несколько раз повторила свою фразу с раздраженным видом, так как считала, что он обязательно должен понимать ее. Ведь это было так просто! Наконец она отказалась от дальнейших объяснений, покачав головой, что должно было означать: «Какой же ты глупый!» Потом рассмеялась, поцеловала его и убежала. Шаги ее маленьких ног прозвучали на металлической лестнице так, словно по ней торопливо пробежала небольшая собака.

На следующее утро она не пришла. Томас сначала удивился, напрасно прождав ее, потом почувствовал себя несчастным. Его рука то и дело наталкивалась на пустоту там, где должна была находиться Далла. И эта пустота оказывалась для него невыносимо тяжелым грузом.