Дни людей - [44]

— Смотри, вся деревня бежит к пещерам!

— Укроемся в сундуке, — настаивал Девкалион.

Сильный жар, почти коснувшись земли, испарил изрядную часть земных вод. Источники иссякли, русла рек опустели, обнажилось дно у озер и даже морей; их водорослевые луга устилала дохнувшая рыба. Земные же поля стали подобны льняным очесам; сок в деревьях высох.

Это вам объясняет, почему часто говорят, что в огне содержится вода, а в воде — огонь и что между двумя этими стихиями есть союз.

Но когда я, Зевс, отбросил и уничтожил Фаэтона, все эти массы воды, обратившиеся в пар, собрались в огромные тучи, столь плотные и густые, что и в самом деле можно было подумать, будто колесница Солнца исчезла навсегда. Вскоре Девкалион и Пирра услышали каплю, потом другую, потом много, потом стремительный и частый ливень, потом настоящий водопад капель, который застучал по крышке их сундука.

Начался проливной дождь.

Продолжение вам часто изображали и рассказывали. Это был потоп.

Не единственный, не самый значительный из потопов, которые познала ваша планета, но последний по времени, случившийся в мое царствование.

Озера, пересохшие на какое-то время, быстро наполнились и вскоре уже не могли вмещать жидкие лавины, которые скатывались с гор. Внезапно вздувшиеся реки вышли из берегов и стремительно разлились по равнинам, затапливая поля и угодья, унося амбары. А небо продолжало изливаться водой. Вода низвергалась в воду.

Вскоре даже в самых высоко расположенных селениях потоки покрыли камни улиц, а потом достигли и верха дверей. Храмы акрополей соскальзывали со своих размякших оснований. На крышах виднелись только воздетые руки и слышались только крики ужаса или напрасные мольбы — насколько позволяла видеть и слышать черная, грохочущая толща дождя.

Многие из людей по привычке укрылись в недрах Великой праматери. Но в гроты и пещеры с ревом хлынула вода. Животные, более искушенные, добирались до холмов; но холмы словно проваливались в воду один за другим; долины исчезали. Волки и кабаны, Виверры и всякое водяное зверье плавали среди овец и коз; быки застревали в кронах дубов. Несколько редких землепашцев плыли на своих хлебных скирдах; но вода утяжеляла солому — и они тонули вместе со своей жатвой. Птица уже не знала, куда приземлиться… Осталась ли хоть одна крыша? Крыша вскоре покрывалась водой. Ветвь? Ее уносило течение. Птица снова взлетала, но изможденные крылья не держали ее, и она исчезала, канув в воду.

Так тонул земной мир. Карающая вода заглушила крики людей в их людоедских устах; раздутые тела плыли по огромному Стиксу. Умолкли все звуки жизни. Не было больше ничего, кроме неустанного стука тугих, тяжелых капель, бьющих по жидкой поверхности.

День… два… шесть дней… восемь… девять… Несколько редких горных вершин торчали из воды, где сумели спастись самые ловкие из животных. С высоты Кавказа промокший Прометей пытался встревоженным взглядом пронзить сумрак.

Наконец на девятый вечер дождь прекратился. Тучи поредели, и утром колесница Гелиоса вновь появилась на небе. По необъятной жидкой глади, словно дрейфуя в бесконечность, плыли только Девкалион и Пирра в своем сундуке.

Они исчерпали все запасы; остался всего один голубь, которого Пирра собиралась убить для последней трапезы.

— Пока не приноси его в жертву, — попросил Девкалион. — Он спасся с нами; сохраним ему жизнь и будем надеяться.

Он поднял крышку сундука и залюбовался светом. Потом выпустил голубя. Через какое-то время тот вернулся, принеся в клюве оливковую ветвь.

— Вода опускается, — сказал Девкалион. — Появилась верхушка дерева. Будем надеяться.

Вечером сундук наткнулся на какую-то горную вершину и остановился: они достигли Парнаса.

Они прождали всю следующую ночь, чтобы Мать-Земля частично впитала покрывшую ее хлябь — то был Понт, морской накат, ее давний любовник, вновь обретенный для краткого соития. Всякий раз, когда небесные мужские силы приходят в расстройство, праматерь пользуется этим, чтобы распутничать… Потом Девкалион и Пирра вышли из сундука, и им послышалось, будто кто-то трубит в раковину: это Тритон, сын Посейдона, созывал воды. А вскоре они увидели, как волны схлынули к подножиям гор, освободив долины и обнажив равнины. Реки вернулись в свои берега и вновь потекли в море.

Девкалион обернулся к Пирре.

— Жена моя, сестра моя, да, мы спасены, — произнес он. — Но взгляни на это опустошение и вслушайся в эту тишину. Ни крика, ни голоса, ни звука жернова, мелющего зерно, ни косы, срезающей траву. Я вижу только слизняков, выползающих из ила, нескольких птиц, летящих к нам, да животных, боящихся спуститься с деревьев; я узнаю Грецию, но не вижу людей. Жена моя, сестра моя, весь человеческий род погиб, мы остались одни!

Девкалион преклонил колена в грязи и воззвал к богам:

— О вы, бессмертные силы, оживляющие Вселенную, и ты, великий Зевс, правящий ими, вы пощадили меня. Направьте же мои шаги и внушите мне, что делать.

С мокрой высоты Олимпа я тоже взирал на мир со скорбью.

«О люди, мои люди, — думал я, — ну зачем вы вынудили Судьбы уничтожить вас? Как же богам будет уныло и одиноко без вас!»

Тут-то я и заметил Девкалиона на горе, прямо напротив, и услышал его голос. Меня обуяла радость. Я тотчас же призвал Фемиду и указал ей на спасшегося человека.